Уже в сумерках конюх принес известие, что его светлость отпустил прислугу на два дня, но сам никуда не уехал.

Это окончательно убедило Джорджи, что Вайолет у него. Пирс, очевидно, надеялся скомпрометировать девушку и навлечь позор на семью, вынудив этим согласиться на брак.

Она дождалась ночи. Темнота скрыла очертания ландшафта, но полная луна освещала поместье. Ожидание было мучительным. Но ворваться в дом средь бела дня было невозможно.

Если бы только они с Вайолет не поссорились! Джорджи не могла не винить себя, ведь именно их спор подтолкнул сестру к действиям.

По узкому коридору для слуг Джорджи проникла в дом. Она пыталась понять сестру. Неужели Вайолет сочла брак с Пирсом решением своей проблемы?

Джорджи, затаив дыхание, надавила на ложную панель в стене библиотеки.

Комната была освещена свечами в нескольких канделябрах. Пирс сидел в кресле, держа в руках бокал с напитком, по цвету напоминающим бренди.

Где же Вайолет? С минуту Джорджи колебалась, дать ли ход своей решимости. Или стоило продолжить поиски сестры в других комнатах дома?

Но ей давно было пора объясниться с Пирсом. Лучше всего было поговорить с глазу на глаз, без вмешательства Вайолет.

Джорджи распахнула дверь.

Пирс поднял голову, темные завитки волос спадали ему на лоб. Девушка невольно отметила его красоту, хотя этот мужчина совсем ее не привлекал.

Его глаза расширились от удивления. В них блестело самодовольство и удовлетворение, которые привели ее в ярость.

– Я и понятия не имел, как это будет просто, – мягко сказал Пирс.

– Где она? – вырвалось у Джорджи. Ярость росла вместе с паникой. – Что вы с ней сделали?

Он поднялся с кресла.

– Дорогая Джорджиана. Вы потеряли свою сестру? Как беспечно с вашей стороны.

– Вы, наверное, догадываетесь, сегодня я не в настроении терпеть бессмысленные фривольности, сэр. Если вы вернете Вайолет, мы тихо уедем в Уинфорд. Ни одна живая душа, даже Бэкенхем, не узнает о случившемся.

– Думаете, я боюсь Бэкенхема? – спросил Пирс, поставив свой стакан на стол и подойдя к ней. – Уж вы-то знаете, почему я не явился на дуэль тем утром.

– У вас уже есть мое письмо, – горько произнесла Джорджи. – Зачем вам еще и Вайолет?

– Вы очень уверены в себе, – отметил он хладнокровно. – Почему вы считаете, что меня интересуете именно вы?

Джорджиана выпрямилась, подошла ближе к Пирсу. Сама мысль об использовании себя в качестве приманки вызвала у нее нервную дрожь и ранила ее гордость, но ради спасения сестры она готова была на все.

Она пожала плечами, не отрывая от него глаз.

– Женщины чувствуют такие вещи, лорд Пирс.

Джорджи не была уверена в успехе, но рассчитывала на пробуждение страсти, которую он когда-то испытывал к ней. Хотя соблазнение было лишь притворством, в ее сердце родилось презрение к себе самой за предательство доверия Бэкенхема. Однако речь шла о Вайолет! Она не могла позволить сестре соединиться с этим человеком.

В его холодных серых глазах вспыхнул пожар – алчное желание разгоралось.

Он подался вперед, она отступила.

– Я хочу видеть Вайолет, мне нужно знать, что сестра невредима и находится в безопасности.

Пирс стоял на месте, качая головой.

– Где она? – Джорджи не могла сдержать резкость своего тона.

Не слишком тонкий ход.

Пирс помолчал, но после недолгого раздумья ответил:

– Наверху, в своей старой спальне. Цела и невредима. Думаю, нам не стоит тревожить ее.

Сердце в груди Джорджи екнуло.

– Не смотрите на меня так, – выдавил Пирс. Он подошел и крепко взял ее за подбородок. – Я не такой монстр, каким вы меня считаете.

Джорджи отдернула голову.

– Только настоящий монстр станет использовать невинную девушку, дабы наказать ее сестру.

Ее слова прозвучали чересчур мелодраматично, но того требовала ситуация.

Внезапно Джорджи осенило: Господь всемогущий, она ошиблась! Вайолет не приезжала в Кловерли-Мэнор. Пирс блефовал.

Когда Вайолет жила в имении, она спала в детской. Потом та часть здания было закрыта, а мебель перемещена на чердак для хранения. Сестра не могла спать там, даже если бы захотела. Не говоря уж о том, что Вайолет вряд ли согласилась бы спать на узкой детской кровати.

Тем не менее Джорджи не должна была ничего предпринимать, пока не удостоверится в правдивости слов Пирса. Она заставила себя слушать его.

– Мое поведение не было образцовым, признаю. Но и вы, моя белоснежная голубка… Вы флиртовали и дразнили мужчину, пока тот не поверил в ваши намерения…

Он замолчал, взгляд стал чуть мягче.

– Что бы вы ни думали, все мои поступки совершались исключительно из любви к вам. Я никогда не переставал любить вас.

Подобное заявление не вызвало у Джорджи ничего, кроме нервного смеха. Она вспомнила о письме, о его завуалированных угрозах.

– Любовь! Вы ничего не знаете о любви.

Несколько мгновений казалось, он вот-вот ударит ее. Пирс сдержался, сказав лишь:

– О, а что знаете вы?

Для Джорджианы любовь не могла быть ни эгоистичной, ни жестокой. Любовь не означала принуждать другого человека или манипулировать им.

Новое выражение мечтательности, проступившее на ее лице, заставило его скривиться.

– Вы ведь не можете всерьез полагать себя влюбленной в этого проклятого чистоплюя? После того, что произошло шесть лет назад.

Джорджи не собиралась обсуждать Бэкенхема. Любое упоминание о нем было провокацией.

– Если бы вы любили меня, лорд Пирс, то не стали бы заманивать и принуждать. Вы позволили бы нам уехать вместе с сестрой.

Насмешливое выражение сошло с его лица.

– Боюсь, вам придется провести ночь здесь, моя дорогая. И я буду принуждать вас, если вы не оставите мне другого выхода. Дело срочное, как я понимаю. Монфор как раз направляется сюда со специальным разрешением.

Внутри у нее все заледенело.

– Я никогда не выйду за вас замуж.

– Значит, будете моей любовницей, – заключил Пирс. – Не обманывайте себя. Бэкенхем не захочет подбирать мои объедки.

– С чего вы взяли, что это не вы подберете его объедки? – съязвила она.

В то же мгновение Джоржди пожалела о своей запальчивости. Пирс грубо схватил ее за запястье, прижал к себе и заткнул рот поцелуем.

Он был так омерзителен Джорджи, что она сопротивлялась словно тигрица, как однажды назвал ее Бэкенхем, пуская в ход зубы и ногти. Вероятность изнасилования стала весьма реальной, когда Пирс начал применять силу, во много раз превосходящую ее ловкость.