– Ногами, – пожал плечами он, бесцеремонно усаживаясь на стол перед Элен.

– Пожалуйста, соблюдайте приличия, – сказала она так холодно, как только была способна в этот момент.

Ее не слушали.

– Понимаете, моему другу небезразлична Джессика Мэлоун, которая только что была у вас. Он то ли любит ее, то ли хочет убить – не знаю. К тому же иногда это совершенно эквивалентно друг другу. Но сам он чувствует себя совершенно ужасно после второй стычки с Пещерным Демоном и лично посетить вас не может. У вас такие красивые глаза, Элен, – прошептал без перехода странный мужчина, не сводя глаз с доктора Ферт. – Я люблю целовать глаза. А вы?

Свет погас. В углах начал слабо клубиться то ли дым, то ли туман.

– Уходите, – слабым голосом произнесла Элен, с ужасом понимая, что впадает в некое состояние транса. – Или я…

Раньше она сама вводила людей в гипнотическое состояние. А теперь это делали с ней. Делали легко, ненавязчиво. Естественно.

– Или вы?.. – с любопытством спросил странный посетитель.

Он протянул руку и коснулся подбородка Элен, заглядывая ей в глаза.

– …вызову полицию, – прошептала она и первой потянулась к незнакомцу за поцелуем.

Но он лишь едва коснулся ее губ своими и отстранился. Туман коснулся щиколоток доктора и стал подниматься вверх.

– Только глаза, – строго напомнил светловолосый мужчина. Его рот так и оставался неподвижным.

Туманные щупальца погладили ее колено и поползли дальше.

Туман Осени жестом фокусника достал шкатулку – деревянную, резную, и открыл ее.

Раздалась мелодичная музыка.

«Пам-пам… Пам-пам-пам… Пам… Пам-пам-пам-пам…»

Из открытой шкатулки вырывался свет – вязкий густой голубоватый свет, похожий на концентрированное облако волшебства.

Его можно было взять в ладонь и сдуть с нее, как пыльцу, что мужчина и сделал.

Голубая светящаяся пудра из света летела на лицо Элен, оседая на высоком лбу, широких скулах, полных чувственных губах. Она падала на строгую светлую блузку, попадала на юбку-карандаш, на носки черных закрытых туфель.

Была везде. И мгновенно испарялась, растворяясь в клубах тумана, гуляющего по комнате.

Доктор Ферт потеряла сознание. Мужчина гладил ее по волосам, сидя на столе и поддерживая голову, прижимая ее к себе.

Глаза его на отрешенном лице стали светло-лиловыми.

– Джессика Мэлоун здорова. Ты никогда не видела ее тени. Ты больше никогда не должна встречаться с Джессикой Мэлоун, – ласково говорил шепот.

Туман Осени не любил методы своего лучшего друга по имени Темное Пугало.

– …иначе ты умрешь.

Он поцеловал ее закрытые глаза.

* * *

Этой ночью Джесс не спала.

Она боялась заснуть и больше не проснуться. Или проснуться, но не собой. Или быть запертой в глубинах собственного сознания, к примеру, в том самом доме, где она встречалась с тем, кто притворялся Брентом.

Она панически боялась зеркал.

Ей не хотелось смотреть на себя. Не хотелось видеть в себе ту, другую, которую доктор Ферт назвала не-Джессикой. Не хотелось осознавать, что ее тело принадлежит не только ей.

Потерять себя оказалось так же страшно, как и потерять любовь.

К концу бессонной ночи с включенным светом Джесс поняла, что боится слишком многого, чтобы нормально жить. И она с нетерпением ждала встречи с доктором Ферт, чтобы та помогла ей вылечиться. Если у нее действительно раздвоение личности, то галлюцинации и весь прочий бред можно списать на это психическое расстройство. И тогда у нее будет много шансов вылечиться и жить спокойно. Как и прежде.

Возможно, она хотела убить Брента, став сумасшедшей не-Джессикой. Ранила его. Забыла об этом. А он уехал в Европу и не пытался найти ее. Ту, которая хотела его смерти.

Все остальное – игры ее разума. Ее желания, проекции, страхи. На фоне смерти Вивьен и предательства Дайаны и Эрика все это обострилось. Стало фантасмагорией.

Пытаясь отрешиться от происходящего, Джесс сидела с планшетом в руках. Интернет помогал отвлечься.

Девушка бездумно листала записи друзей в социальных сетях, просматривала блоги, страницы в соцсетях и порталы. Убийственный Холод вышел из топ-новостей, став памятью, и на его место – пьедестал преступного мира – забрались уличная латиноамериканская банда из Северного, учинившая перестрелку, и неизвестный грабитель в Национальном музее, похитивший картину стоимостью несколько миллионов долларов.

Совершенно случайно Джесс зашла в инстаграм Адама. Того одноклассника, который опубликовал фотографию с Брентом. Почему-то под ней стояло бесчисленное множество лайков.

Она хотела вернуться назад, но ее пальцы сами стали листать страницу вниз, пока не нашли тот самый снимок с семью ребятами из школьного оркестра на фоне школы.

Сам Адам, странная блондинка, рыжеволосые близняшки, скрипач-азиат, длинноволосый неприятный тип и он.

Брент.

Джесс невольно залюбовалась им. И вместе с печалью ее сердце тронул восторг.

Самый красивый. Самый любимый. Самый лучший.

Когда было сделано это фото, они еще не общались. И ей только предстояло открыть для себя его мир.

Знал ли Брент тогда, что полюбит ее? Что пропадет? Что их разлука будет столь долгой?

Джесс впервые за много лет так долго смотрела на его фотографию, при этом оставаясь почти спокойной. Она не начинала кричать, рыдать и биться в истерике. Ей не хотелось выброситься с окна, перерезать вены или наглотаться таблеток. И в мыслях не было ненависти ко всему миру, а появилась надежда.

Он ведь жив… Он просит найти его.

Это стало для Джесс настоящим открытием.

Она нежно поцеловала экран. Так нежно, словно это была щека Брента.

– Я найду тебя, – пообещала Джесс тихо. – Я приму тебя, даже если ты стал чудовищем.

И вбила в поисковик: «частный детектив».

Она сама – чудовище.

Она хотела убить.

Джесс не верила, что эти воспоминания – ложные.

Под утро она все-таки уснула, сама не заметив как. И когда на востоке только-только забрезжило золотистое осеннее солнце, Джесс вновь очутилась в странном мире.

* * *

Зеркала… Они были во всему периметру светлой комнаты: на потолке, на стенах, лежали на холодном каменном полу.

Прямоугольные, круглые, шестигранные. В золотых, серебряных и оловянных рамах. Кривые, битые, выпуклые. Искажающие реальность.

Они были всюду. И Джесс тоже была всюду.

Она испуганно смотрела сама на себя, видела себя со всех ракурсов и, куда только ни направляла взгляд, натыкалась на свое лицо и тело.