— Да, я тоже об этом думал. — Его удивленный вид напоминает ей выражение лица Плиния, когда она процитировала Герофила. — Это могло бы скрасить мою участь. — Они улыбаются друг другу. Руфус смотрит ей в глаза и подсаживается поближе. Она не отодвигается, и он целует ее в губы. На сей раз он ведет себя более чутко и явно старается ее не торопить. — Я должен кое о чем тебя спросить, — говорит он, поглаживая ее руку. — Я знаю, что ты вынуждена жить… там, где ты живешь. Я знаю, что у тебя нет выбора. Но свободно ли твое сердце?

Амара сразу же думает о Менандре.

— Да, — лжет она.

— В доме адмирала вы не… То есть ты и Плиний…

— Нет. Он и пальцем ко мне не притронулся.

— Ясно, — с облегчением выдыхает Руфус. — Просто мне показалось, что ты сильно привязалась к старику. Я не мог не спросить. Надо обладать железной волей, чтобы не распускать руки, когда рядом такая девушка, как ты.

— Адмирал знал о моем прошлом, — говорит она. — Он считал, что моя жизнь пошла по неверному пути.

Руфус кивает.

— Теренций пишет о таких ошибках. Бывает, что девушкам не предначертано быть рабынями. Тебя похитили? — внезапно осеняет его. — Значит, на самом деле ты вовсе не рабыня! Главное это доказать!

Амара едва не поддается искушению присвоить историю жизни Дидоны, но она уже рассказала Плинию правду, и риск разоблачения слишком велик.

— Нет. Я потеряла отца, а вместе с ним и все остальное.

— Бедная моя… — произносит Руфус, покрывая ее поцелуями. Он, осмелев, кладет ее на ложе, и его рука скользит вверх по ее бедру. Амара останавливает его.

— Ты можешь получить, что пожелаешь, — говорит она. — Мы оба это понимаем. Но разве ты не хочешь, чтобы я отдалась тебе по собственной воле? — Она целует его, чтобы смягчить свой отказ. — Разве ты не предпочел бы подождать и получить не только мое тело, но и сердце?

Амара знает, что ведет рискованную игру и центр тяжести игральных костей не смещен в ее пользу. У Руфуса есть все основания для раздражения. Он заплатил за нее Феликсу; ему обещали секс, а теперь она просит, чтобы он обходился с ней будто с девственной героиней пьесы. Но ее ложь звучит с истинной силой. Она смотрит на него широко раскрытыми темными глазами.

— Да, — говорит Руфус, касаясь пальцами ее губ. — Я хотел бы завоевать твое сердце.

* * *

Четверо рабов Руфуса, включая Виталио, сопровождают ее назад в лупанарий. По иронии судьбы, место, куда ее ведут, немногим безопаснее темных улиц. Они впятером идут быстрым шагом, и факелы рабов отбрасывают пальцы света, касающиеся оставляемых позади домов. Никто не произносит ни слова.

Она думает о Руфусе и с приятным, чуть тревожным волнением вспоминает их прощальный поцелуй. С какой нежностью он снова заткнул ей за ухо веточку жасмина перед ее уходом, как покорно принял навязанную ею роль!.. Она почти готова полюбить этого мальчишку за его щедрый подарок — иллюзию, что она не рабыня, а полноценный человек. Впрочем, она понимает, что их самообольщение недолговечно. Было бы так просто полюбить его и забыть, как она ничтожна. С этого момента ее главная цель — понять, каким образом он может поспособствовать ее спасению. Она не в том положении, чтобы обременять себя чувствами.

Улицу оглашает душераздирающий крик. Амара в ужасе подбегает к двери, вообразив, что убивают кого-то из ее подруг, но Трасо выглядит совершенно спокойным.

— Это всего лишь новая девчонка, — пожимает плечами он.

Протиснувшись мимо него в коридор, она сталкивается со сбившимися в кучку Викторией, Дидоной и Крессой.

— Это Британника, — с мокрым от слез лицом говорит Кресса. — Мне невыносимо это слушать.

— Что с ней делают? Что происходит?

— Ничего! — раздраженно отвечает Виктория. — Ничего такого, чего не приходилось бы сносить каждой из нас. Она просто бесноватая!

Британника истошно кричит на своем языке и зовет Крессу. Хотя никто из них не понимает ее слов, они знают: это мольбы о помощи. Виктория хватает Крессу за руку, чтобы та не бросилась в ее кубикулу.

— Нельзя, — говорит она. — Что ты можешь сделать? По-твоему, ты велишь им прекратить и Феликс вернет им деньги?

Дидона разражается слезами.

— Не можем же мы просто ее бросить. Их ведь там двое!

— Двое мужчин? — ужасается Амара.

— Она слишком сильно сопротивлялась, — говорит Виктория, отводя глаза. — Второй вошел, чтобы ее удержать.

Амара в отчаянии переводит взгляд с Дидоны на Крессу. Она не может поверить, что никто из них не придет на помощь Британнике и они так и будут стоять сложа руки, пока она страдает. Дикие, пронзительные крики новенькой надрывают ей сердце, ведь когда-то она и сама была на ее месте. Она с потрясением понимает, что никогда не кричала, всегда терпела муки молча, и прижимает ладони к ушам, чтобы заглушить эти ужасные отчаянные вопли.

— Когда же она наконец заткнется? — внезапно теряет терпение Виктория. — Неужели непонятно, что, отбиваясь, она только приводит мужчин в бешенство, а срывать зло они будут на всех нас! Глупая сука!

— Они ее мучают! — в смятении огрызается на нее Кресса. — Это им надо остановиться, а не ей!

Крики Британники сменяются рыданиями.

— Похоже, все почти позади, — вполголоса говорит Виктория, не желая спорить с Крессой. — Она всегда отбивается до последнего. Значит, они уже закончили. Скоро она успокоится.

Занавеска отодвигается, и в коридоре появляются двое мужчин. Девушки непроизвольно жмутся к стене. Один из мужчин бросает на них презрительный взгляд и сплевывает на пол. Оба развязной походкой удаляются. Кресса оставляет подруг и спешит в бывшую кубикулу Амары. Британника не издает ни звука. Теперь девушки слышат лишь, как плачет Кресса.

В лупанарий входит еще один мужчина. Амара узнает его по силуэту и походке. Это Менандр.

От потрясения кровь приливает к ее сердцу. Она, потеряв дар речи, смотрит на него.

— Я пришел увидеть тебя. Трасо сказал, что ты свободна.

Менандр стоит на том самом месте, куда плюнул мучитель Британники. Амара обреченно чувствует, что лишилась последней невинности.

Она без единого слова проходит в кубикулу Дидоны, почти не дожидаясь Менандра. Задернув за ними занавеску, она продолжает сжимать ее в пальцах, стоя спиной к комнате. Ей невыносимо видеть его прекрасное лицо.