— Я не хочу иметь такого отца. У меня никогда не было его и не будет. А про твой шпионаж сейчас узнает Президент.

— Ты врешь! К Президенту даже я не смог пробиться!

— А я смогу.

Я прикидываю. Даже отличному снайперу требуется пять-шесть секунд, чтобы поймать цель и произвести выстрел. Значит, у меня всего четыре. За эти мгновения надо встать у окна, прицелиться и попасть в тумблер размером в полтора сантиметра. Если я не успею, то погибну. Если промахнусь, у меня не будет другого шанса.

В одном Рысев прав, я использовала сегодня девятнадцать патронов. Однако пристрелки не было. Последний патрон под бойком. Я могу нажать на курок — и Рысева не станет. Но это будет моим поражением. Генерал Рысев погибнет, как герой. Ему припишут, что он спас Президента! Последует награда и пышные похороны. А всё, что мы с таким трудом достигли вместе с Кириллом, пойдет прахом.

Нет! Я поступлю по-другому!

Итак, у меня четыре мгновения и два противника. Снайпер, готовый пристрелить меня, и родной папочка, который набросится на меня, как только я встану к нему спиной.

Поехали!

— Сейчас Президент увидит фильм про тебя, — предупреждаю я Рысева и встаю в проеме окна.

Первая секунда. Я ставлю локти на подоконник, сжимаю в руках винтовку.

Вторая секунда. Ловлю в прицел окошко микроавтобуса.

Третья секунда. Фиксирую в перекрестье прицела рычажок тумблера.

Четвертая секунда. Задерживаю дыхание и между тактами сердца спускаю курок.

Пятая секунда. Ко мне подбегает пришедший в себя Рысев и хватает за плечи.

Шестая секунда бесконечно длинная.

Я разжимаю пальцы, винтовка выпадет из окна. Резким движением корпуса я проворачиваюсь на ноге и вцепившийся в меня Рысев оказывается за моей спиной напротив оконного проема.

Снаружи звучит выстрел из СВД. Мое тело вздрагивает. Бетонный пол неожиданно поднимается и с нарастающей скоростью несется навстречу моему лицу.

Попала я или нет? — терзается вопросом угасающее сознание.

На втором этаже так называемой дачи № 1 в просторном кабинете, сохранившем помпезный интерьер середины прошлого века, мягким облаком расталкивал сумрак зеленый свет. Работала настольная лампа на массивном малахитовом основании под колпаком из зеленого стекла. Хозяин кабинета, невысокий хорошо сложенный человек, выглядевший моложе своих шестидесяти одного года, стоял спиной к лампе и смотрел в окно на мерцающую гладь ночного моря. Друзья и враги отдавали должное силе его духа и тела, и он вынужден был соответствовать общепризнанному статусу. Однако сейчас, находясь в одиночестве, он мог позволить себе не скрывать усталость.

Это был Президент России. Сегодня он одержал очередную выстраданную победу. Он открыл XXII зимние Олимпийские игры.

Во многом эти Игры были его заслугой. Семь лет назад уверенной речью он убедил членов МОК провести зимнюю Олимпиаду в южном городе Сочи. За прошедшие годы на берегу моря и в горах с нуля было построено всё необходимое для проведения спортивного праздника. Современный аэропорт, железные и автомобильные дороги преобразили город и край. Новые объекты энергетики и инфраструктуры сделали жизнь миллионов горожан удобнее. Но нашлись недоброжелатели дома и откровенные враги за рубежом, призывавшие под надуманными предлогами сорвать праздник. Последние полгода были самыми трудными, но бойкот Олимпиады провалился. Теперь надо было провести ее так, чтобы посрамить любых скептиков.

Президент поднял правую руку и взглянул на часы. Пришло время передачи «Дневник Олимпиады». Он вернулся к столу и включил телевизор.

Первые минуты передачи были посвящены грандиозной церемонии открытия Олимпийских игр.

И вдруг случилось необычное. Телеэкран на мгновение покрылся рябью, потом пошла запись встречи двух лиц и Президент услышал женский голос: «Олег Владимирович Рысев мой отец. Он занимает высокий пост в Службе Безопасности России, а я ненавижу его. Вот он встречается с агентом ФБР Иткиным».

Должность руководителя огромной страны приучила его к неожиданностям. Президент внимательно смотрел и слушал.

Генерал, о котором шла речь, был ему знаком. Недавно он дал согласие о назначении Рысева на одну из высших должностей в ФСБ. Президент обладал значительной информацией, чтобы не идеализировать соратников из ближайшего окружения. Однако факты, показанные в фильме, во многом явились для него откровением. Безгрешных людей нет, но существует черта, через которую переступать не позволено никому.

Фильм еще не закончился, когда Президент уловил главное и позвонил начальнику личной Службы Безопасности Виктору Сереброву.

Генерала-полковника Сереброва не удовлетворил неуверенный доклад снайпера, и он крикнул в рацию:

— Ты снял ее или нет?

— Точно не знаю. Упали оба. — Снайпер пытался разглядеть сквозь прицел последствия своего выстрела.

— Что значит оба?

— Женщина и напавший на нее мужчина.

— Наш боец?

— Нет, он старше. Волосы с проседью, без каски, но в бронежилете.

«Рысев», — понял Серебров.

Дополнительные вопросы снайперу генерал-полковник задать не успел, так как в кармане сработал телефон, по которому требовалось отвечать незамедлительно.

— Глаза разуй и разберись! — крикнул Серебров в рацию и отключил связь.

Рацию он держал в левой руке, а правая уже извлекла телефон. Звонил главный «объект» его охраны. Генерал-полковник сел в пустой джип и ответил:

— Слушаю.

Рывками возвращаются ощущения. Они ужасны. Меня придавливает тяжелая темнота. Голова раскалывается, дышать невозможно. Губы в чем-то липком и шершавом. Я разлепляю веки. Перед глазами сплюснутый кончик носа в черной грязи. Это мой собственный нос, прижатый к бетонной плите! Язык чувствует вкус. Липкая грязь оказывается кровью. Кровь пузырится в носу, стекает с затылка по подбородку и расплывается под щекой.

Воспоминания пробиваются сквозь вязкий туман головной боли.

Я у окна и только что сделала что-то важное. Последнее, что я помню, выстрел из чужой снайперской винтовки и мое падение. Я пробую пошевелиться, тело не слушается. Теперь понятно, я тяжело ранена. Наверное, перебита шея.

Черт подери, это худшее, что могло случиться! Уж лучше, пуля в голову — и быстрый конец!

Стоп! Кровь стекает по ушной раковине, а не по шее. Это означает ранение в голову. Но пуля из СВД прикончила бы меня на месте. Что со мной произошло?

От легкого покалывания в пальцах дергается прижатая к телу рука. Я не должна ее чувствовать. Или позвоночник тоже не задет!