— Первый, я пятый. Микроавтобус обнаружен. Он только что остановился в районе резиденции «Бочаров ручей». Готов отслеживать местоположение.

— Так вот ты где, — прошептал Рысев.

— Что? Повторите, — не понял Пятый.

— Докладывать в случае любых изменений! — рявкнул в рацию Рысев и приказал Матвееву: — Передай всем группам, чтобы выдвигались к «Бочарову ручью». Не знаю, как, но Светлый Демон рассчитывает выйти на Президента.

— Это невозможно. Там несколько уровней охраны. Даже вас не пустили.

— Она уже делала невозможное. Вся в…

Фразу «в отца» Рысев не закончил. Он лишь сжимал и разжимал левый кулак. И требовал ехать быстрее.

Я расплачиваюсь с приставучим болтливым таксистом и иду к микроавтобусу со спутниковой антенной на крыше. В моей руке кейс со снайперской винтовкой, захваченной в «бункере». Отличное оружие придает уверенность, чего мне так не хватает после провала на стадионе.

Что случилось с Коршуновым, я не знаю, тревога неизвестности сжимает сердце. Покидая стадион я заметила кровь на ступеньках, которую затаптывали счастливые зрители. А рядом на бетонной стене красовалась «оспина» от пули.

В фургоне микроавтобуса горит свет. Я тяну за дверцу, она открыта. Внутри напряженные Николай и Татьяна. Я назначила здесь встречу, и они не подвели.

— Ну, наконец-то! — волнуется Татьяна.

Она не спрашивает, но вопрос у нее на лице.

— Я потеряла Кирилла.

— Как потеряла? Что с ним?

— Он отвлек Рысева, были выстрелы…

— Выстрелы? Значит, это про отца говорили.

— Что про него говорили? Что вы слышали? — теперь уже я пристаю с вопросами.

— Прошла новость о выстрелах на Олимпийском стадионе, а потом было опровержение. Мол, бдительные охранники перепутали выстрелы со звуками салюта.

— Кирилл увел их за собой. У него не было оружия, а у них было… Потом я видела кровь на ступенях.

— Что это значит?

— Может у кого-то из носа потекло, — второпях предполагает Николай.

Но Таню спасительная ложь не убеждает. Она хватается за телефон и с корреспондентской горячностью засыпает вопросами кого-то из коллег.

— Что? — спрашиваю я, когда она опускает трубку.

— Вроде бы объявился какой-то сумасшедший террорист. В него стреляли. В бессознательном состоянии погрузили в машину и увезли. Но это всё слухи. Такая информация не приветствуется, и никаких подтверждений ждать не следует.

Я пытаюсь перевести неприятный разговор на другую тему.

— А где ваш спецкор Селезнева? Как вы от нее отделались?

— Накапали в кофе лошадиную дозу слабительного. А биотуалет у нас не предусмотрен, — хвастается Николай, демонстрируя тесную кубатуру, напичканную разнообразным оборудованием.

Я сую руку в карман и показываю Татьяне флешку с нашим фильмом.

— На стадиона не получилось. Нужен запасной вариант.

— Не пересеклись с Президентом?

— Всё пошло не так.

— Отец… Получается, что он зря…

— Нет, Танюша. — Я пытаюсь приголубить девушку, но это делает за меня Коля. — Коршунов принял правильное решение. Благодаря ему я здесь, и фильм всё еще у меня.

— Сейчас я подготовлю, я настрою передатчик.

Татьяна прячет лицо за спущенными волосами, втыкает в приборную панель флешку и суетится с аппаратурой. Над головой жужжит двигатель, вращающий антенну.

— Вот, теперь готово!

Татьяна откидывает за ухо светло-русую прядь, и я вижу влажные глаза девушки. Она показывает:

— Достаточно щелкнуть этот тумблер.

— И что произойдет?

— Включится воспроизведение фильма. Сигнал из микроавтобуса пойдет прямо на телевизионную антенну резиденции Президента. Наш передатчик своей мощностью забьет любые другие сигналы. Чтобы он не смотрел в тот момент, он увидит наш фильм и услышит ваш голос.

Я с опаской смотрю на тумблер.

— Когда надо включить?

— Наше начальство предупреждало, что Президент обязательно смотрит «Дневник Олимпиады».

— Ему интересен репортаж о церемонии открытия, на которой он присутствовал?

— Не только. Там будут первые отзывы зарубежных СМИ. Вы же знаете, какой гвалт раздули на Западе. Многие призывали к бойкоту Олимпиады в России. — Татьяна показывает электронные часы на панели. — Передача начнется через двадцать две минуты.

— Вот что, дорогие детки. Быстро уходите! — принимаю решение я. — И запомните, вы к этому не причастны! Заявите об угоне фургона.

— Мы поможем тебе, — беспокоится Коля.

— Быстрее! — требую я. — Фургон угнали у вас из центра города во время салюта.

Мое сердце колотится, под мышками испарина, по спине мурашки. Это не просто волнение, это дурное предчувствие. Где-то рядом опасность. Мне не терпится раскрыть кейс, собрать винтовку и проверить подходы сквозь прицел. Но я не хочу делать это при детях, и грубо выпроваживаю их.

Руки откидывают крышку кейса. Несколько отработанных движений — и тяжесть оружия делает мое тело легче, а мысли собраннее. Я выключаю свет в фургоне и распахиваю окошко. Глаз прижимается к абрису оптического прицела и сканирует периметр. С одной стороны видно Черное море, оправдывающее ночью свое название. На рейде военные катера, прикрывающие резиденцию. С другой стороны ползущий вверх склон, с отдельно стоящими домами.

Я смотрю вперед вдоль извилистой улицы. А вот и причина моей тревоги! Две машины с погашенными фарами, а рядом шестеро подчиненных Рысева выслушивают его команды, готовя оружие. Мой главный противник уже здесь и, судя по указующим жестам, его цель — телевизионный микроавтобус.

Я сверяю наручные часы с электронными на панели приборов. Включить тумблер нужно через двадцать минут. Прикидываю свои силы. Я могу точечными выстрелами осадить пыл противника и продержаться здесь. Но агенты Рысева откроют ответный огонь и повредят аппаратуру. Это будет окончательный провал. Моя безрассудная храбрость только навредит мне. Я не смогу передать фильм. Рано или поздно у меня закончатся патроны, меня легко добьют, и мерзавец Рысев получит желанное повышение. Как воспользуется огромной властью расчетливый убийца, покровитель шпионажа и казнокрадства можно только догадываться.

Бросаю взгляд на электронные часы. Секунды словно заледенели и не хотят меняться. А противники короткими перебежками от укрытия к укрытию приближаются к фургону!

Я в ловушке! Что же делать? Пора принимать решение.

Я открываю заднюю дверь, выпрыгиваю из фургона и откатываюсь на обочину. Рука перекидывает снайперскую винтовку за спину. Я превращаюсь в четвероного зверя и быстро карабкаюсь вверх по склону.