Путь до Столчестера был неблизкий, а лошадь по скорости сильно уступала трамваю. Неспешное цоканье копыт раздавалось очень размеренно, а в кибитке было тепло, так что я уснул, и мне снились сны с запахом металла и гвоздики. Время от времени я просыпался – как правило, на крутых участках, где лошадь шла уж совсем медленно, а цыган с долгим, гнетущим завыванием тормозил кибитку и что-то говорил лошади на своем непонятном языке. А потом я засыпал снова.

Окончательно я проснулся, когда в кибитку с обеих сторон начал вливаться утренний свет. Цокот копыт сделался громче и более гулким. Я выпрямился и увидел, что мимо задней стены кибитки очень медленно проплывает Столчестерский собор.

Через минуту цыган нагнулся и сказал:

– Здесь мы вас высаживаем.

Кристофер тут же подскочил и сказал:

– А. Конечно. Спасибо.

Милли же, похоже, так и не проснулась, пока мы не оказались на улице, – кибитка устремилась дальше, бренча и позванивая: лошадь пошла неплохой рысью.

Милли опять задрожала. Ничего удивительного. Ее полосатая форма была совсем легкой – да и моя, если подумать, тоже. На мокрой, слегка затянутой туманом улице выглядели мы крайне странно. Что до Кристофера, одежда его переменилась при каком-то сдвиге. На нем был широкий мешковатый балахон из холстины – в нем он выглядел еще нелепее, чем мы с Милли.

– Ты в порядке? – спросил он у Милли.

– Страшно замерзла, – сказала она.

– Она почти всю жизнь прожила в теплом климате, – объяснил мне Кристофер. В надежде оглядел туристические магазинчики по обе стороны улицы. – Слишком рано, они пока закрыты. Может, я сумею наколдовать тебе пальто…

Пальто, подумал я, свитера, шерстяные рубашки – я знаю, где все это достать.

– Тут в конце улицы наш книжный магазин, – сказал я. – Мои зимние вещи наверняка все еще в моей комнате. Давайте заберемся туда и переоденемся.

– Отличная мысль, – сказал Кристофер, с беспокойством глядя на Милли. – А потом ты покажешь нам, как попасть на железнодорожную станцию.

Я провел их по улице, а потом в проулок за книжным магазином. Наша калитка открылась, как обычно, когда я залез на нее, нагнулся, отодвинул засов, а потом спрыгнул и поднял задвижку. Ключ от задней двери висел за водостоком, как и всегда. Можно подумать, я никуда и не уезжал; мы на цыпочках прокрались через контору. В магазине кое-что переменилось. Касса и почти все большие стеллажи стояли на новых местах. Не знаю, то ли дядя Альфред их переставил, то ли так на них повлияли сдвиги. А вот пахло здесь так же, как и раньше, книгами, мастикой и чуть-чуть химикатами из кабинета дяди Альфреда.

– Оставайтесь здесь, – прошептал я Кристоферу и Милли. – Я проберусь наверх и принесу одежду.

– А нас никто не услышит? – спросила Милли.

Дрожа от усталости, она опустилась на стул за кассой.

По моим понятиям, мама все еще была в Столлери. К моменту своего появления в главном салоне она уже опоздала на последний трамвай, а первый утренний приходил в Столчестер только в половине девятого. Что до дяди Альфреда, он ставил сразу два огромных будильника со звонками размером с чайную чашку – иначе ему было утром не проснуться.

– Нет, – сказал я и, стараясь не шуметь, побежал вверх по лестнице.

Странное дело: после Столлери наша лестница показалась мне убогой и обтерханной. Жужжание волшебства, доносившееся из кабинета дяди Альфреда, тоже казалось убогим и обтерханным после того волшебства, которое исходило от Кристофера, да и от самого Столлери. А еще я забыл, что жилая часть дома так сильно пахнет пылью. Я быстренько проскочил сквозь все эти странности на самый верх, в свою комнату.

А оказавшись там, едва поверил собственным глазам. Мама устроила в моей комнате писательский кабинет. Тут громоздились вечные ее кипы бумаги и стопки книг, у окна притулился колченогий столик, а на нем – пишущая машинка. В первый момент я подумал, что на это тоже повлияли перемены в Столлери, однако, вглядевшись, нашел следы на полу там, где раньше стояли моя кровать и комод.

Все еще не веря своим глазам, я спустился на полэтажа ниже, в бывший мамин кабинет. Кровать моя была там, но поставленная на попа, а рядом был втиснут мой комод – ящики выдвинуты и пусты. Вся моя одежда исчезла, и модель самолета, и все мои книги. Похоже, здесь не ждали, что я когда-то вернусь. Я почувствовал… боль, по-другому это не опишешь. Сильную, нестерпимую боль. А потом на всякий случай решил спуститься и заглянуть в комнату Антеи.

Там было еще хуже. Когда я уезжал, там все еще стояла мебель сестры, лежали мамины бумаги. Все это куда-то унесли. Дядя Альфред устроил в комнате склад своих волшебных материалов. На новеньких полках по трем стенам громоздились бутылки и пакеты, а в середине стоял шкафчик со стеклом. Некоторое время я стоял и таращился, думая про Антею. Каково ей сейчас – ведь ее новоиспеченного мужа арестовали за мошенничество.

Мне, впрочем, было не лучше.

Но я все же взял себя в руки и на цыпочках отправился на другую сторону лестничной площадки в мамину комнату. Тут дела обстояли лучше. Комната и выглядела, и пахла как обычно – только пыли в ней, похоже, прибавилось, – а на неубранной постели грудой лежали побитые молью одежки. Другие одежки громоздились на полу. Похоже, мама повыбрасывала все из шкафов, пока разыскивала это страшное желтое платье, чтобы заявиться в нем в Столлери. Я взял один из ее обычных свитеров горчичного цвета, надел. От свитера пахло мамой, и мне сделалось еще больнее. Поверх моей зелено-кремовой формы свитер выглядел просто ужасно, зато в нем было тепло. Я нашел еще один свитер, потолще, для Милли и куртку для Кристофера и побежал вниз.

По пути я вроде бы услышал, как отворилась дверь в магазин – с обычным приглушенным дребезгом. Только не это! – подумал я. Опять умник Кристофер решил учинить какую-то глупость. Я прибавил шагу и буквально ворвался в магазин.

Там было пусто. Я остановился на отполированном полу рядом с кассой, уныло оглядываясь. Похоже, Кристофер с Милли не дождались меня и ушли.

Я хотел было выскочить на улицу и пуститься вдогонку, размахивая свитерами, но тут услышал торопливое шлепанье домашних туфель на лестнице. В магазин ворвался дядя Альфред, запахивая халат поверх полосатой пижамы.

– В магазине кто-то есть, – приговаривал он по дороге. – Стоит только отвернуться… сомкнуть глаза… – Тут он увидел меня и встал как вкопанный. – Что это ты тут делаешь? – осведомился он. Поддернул очки, чтобы убедиться, что это действительно я. А убедившись, провел руками по встрепанным волосам – вид у него был растерянный. – Ты же должен быть в Столлери, Кон, – сказал он. – Тебя что, мама послала обратно? Ты хочешь сказать, что уже убил своего дядю Амоса?

– Нет, – ответил я. – Не убил.

Хотел рассказать ему, что мистера Амоса арестовали. Так-то! Но еще сильнее я хотел сказать дяде Альфреду, что я думаю о том, что он околдовал меня и наплел мне про мой Злой Рок, – я прямо не знал, с чего начать. Заколебался и в результате упустил момент. Дядя Альфред заорал на меня.