– Ты его не убил! – верещал он. – Да я тебя с ног до головы опутал смертными заклятиями! Я отправил тебя, чтобы ты призвал Странника! Я наложил на тебя заклятие, чтобы ты понял, что тебе необходимо убить именно Амоса Тесдиника! А ты меня подвел! – Он пошел на меня, свирепо шлепая туфлями и вытянув пальцы, будто когти. – Ты за это ответишь! – вопил он. Лицо у него было совершенно безумным, все в каких-то странных пятнах, а глаза таращились из-за очков, как две огромные желтые бусины. – Столлери был бы у меня в руках – вот в этих руках! – если бы не ты! – не унимался он. – Если бы Амос умер, а тебя повесили, поместье бы досталось твоей матери, а уж с ней-то я бы справился.

– А вот и нет, – сказал я, отступая. – Потому что ведь еще есть Хьюго. И Антея.

Он не слушал. Впрочем, он почти никогда меня не слушал, если только я не устраивал забастовку по очередному поводу.

– Я бы мог уже прямо сейчас тасовать вероятности! – ревел он. – Ну, погоди, уж я с тобой разберусь!

Я почувствовал, как меня обволакивает волшебство. Хотел развернуться и убежать, но ноги не слушались. Я совсем не знал, что теперь делать.

– Призови еще раз Странника! – раздался у меня в ухе голос Кристофера. Я почувствовал, что его дыхание щекочет мне щеку, почувствовал рядом его невидимое тепло. Даже не передать, как я обрадовался. – Призови прямо сейчас, Грант!

Невидимые пальцы дернули ключ-штопор, по-прежнему висевший у меня на шее, и вытащили его из-под маминого горчичного свитера.

Я бросил куртку и Миллин свитер и с последней надеждой ухватился за штопор-ключ. Поднял его повыше. Бечевка, на которой он висел, по счастью, растянулась, так что мне удалось помахать этой штуковиной перед безумным лицом дяди Альфреда.

– Призываю Странника! – заорал я. – И да принесет он мне все необходимое!

Тут же явились и холод, и ощущение бескрайнего простора. За взлохмаченными волосами дяди Альфреда раскинулся далекий горизонт, озаренный светом, сиявшим откуда-то снизу. Дядя Альфред обернулся и тоже его увидел. Попытался отступить за кассу, но у него не вышло. Я видел вмятины на рукавах его халата – его крепко держали две пары рук. И вот фигура Странника замаячила на горизонте, стремительно приближаясь, и я почувствовал, что с одной стороны от дяди Альфреда стоит Кристофер, а с другой – Милли и оба они держат его точно тисками.

Дядя Альфред заголосил:

– Нет! Нет! Отпустите меня!

Он задергался, пытаясь вырваться. Руки вздымались тяжело, будто отягощенные свинцом, – на них повисли Кристофер и Милли.

Странник приближался с удивительной быстротой, его неподвижные волосы и одежды раздувал ветер, неощутимый морозный ветер, который он с собой принес. Не прошло и минуты, а Странник уже вступил в магазин и навис над шкафами, заполнив пространство запахом стужи. И вот он уже высился над нами. Суровое бледное лицо и удлиненные темные глаза поворачивались то ко мне, то к дяде Альфреду.

– Нет, нет! – выкрикнул дядя Альфред.

Темные удлиненные глаза Странника опять обратились к нему. Он протянул ему маленькую пробку от винной бутылки, всю в багровых пятнах, с надписью «Винодельня Иллари, 1893».

– Не наставляй ее на меня! – завизжал, отшатываясь, дядя Альфред. – Наставь на Кона! Она вся в смертных заклятиях!

Странник кивнул, опустив белое лицо. Один раз. Вытянул вперед обе руки. Подхватил дядю Альфреда и прошагал мимо меня, – дядю Альфреда он нес с такой легкостью, будто тот был младенцем. Последнее, что я видел, – дядины ноги в полосатых штанинах пижамы, он отчаянно дрыгал ими, когда его проносили мимо моего правого плеча. А потом и Странник прошел мимо, что-то дернуло меня за шею, ключ-штопор вылетел из моей руки и исчез. В тот же миг ветер стих, и ощущение вечности на горизонте пропало.

Тут Милли и Кристофер снова стали видимыми – они покачивались, и вид у них был совершенно измотанный. А потом Кристофер проговорил своим обычным негромким, рассудительным голосом:

– Что-то не по душе мне оба твоих дядюшки, Грант.

– Знаешь, – произнес у меня за спиной низкий сухой голос, – это, пожалуй, первое твое дельное замечание за много, много месяцев, Кристофер.

Там стоял Габриэль де Витт, серый и суровый; в своем черном сюртуке он казался чуть ли не одного роста со Странником. И он был не один. Тут же толпились все те, кто явился с ним в главный салон, – они теснились у стеллажей и занимали то место, где только что прошел Странник. Был тут и мистер Прендергаст, и Королевский Посланник, и одна из придворных колдуний – мадам Дюпонт, и еще эта жуткая миссис Хейвелок-Хартинг. А рядом с Габриэлем де Виттом стояли мама и Антея, обе измученные и заплаканные. И вот что было интересно: оглядевшись, я понял, что появление Странника потрясло всех не меньше, чем меня. Даже Габриэль де Витт посерел чуть сильнее, чем в Столлери.

Увидев его и всех остальных, Кристофер явно оторопел – таким я его еще никогда не видел. Лицо у него сделалось белым, как у Странника. Он сглотнул и попытался расправить шейный платок, вот только платка на нем не было.

– Я все могу объяснить, – сказал он.

– Я тоже, – прошептала Милли.

Вид у нее был совсем больной.

– С вами обоими я разберусь позднее, – произнес Габриэль де Витт. Прозвучало это крайне зловеще. – А сейчас, – добавил он, – я хочу говорить с Конрадом Тесдиником.

Это прозвучало еще более зловеще.

– И я все могу объяснить, – сказал я. Ноги подкашивались от страха. Было даже страшнее, чем говорить с дядей Альфредом. – Понимаете ли, я родом из семьи преступников, – сказал я. – Оба моих дяди… и еще я уверен, что надо мной все-таки тяготеет Злой Рок, что бы там Кристофер ни говорил.

Антея при этих словах почему-то хихикнула сквозь слезы. А мама вздохнула.

– Мне нужно задать тебе несколько вопросов, – продолжал Габриэль де Витт, будто и не услышав моих слов. Он вытащил из внутреннего кармана своего чернильно-черного сюртука какой-то конверт и протянул его мне. В конверте, судя по всему, были открытки. – Пожалуйста, просмотри эти изображения и скажи, что ты там видишь.

Убейте меня, но я не мог сообразить, с чего бы это Габриэль де Витт заинтересовался открытками. Я полез в конверт и вытащил их оттуда.

– Ой, – вырвалось у меня.

Это были отпечатки снимков, которые я сделал на двойной винтовой лестнице, где мы встретились с Милли. На одной была просто лестница, потом на двух – Милли на этой самой лестнице, она что-то кричала Кристоферу – а потом еще одна фотография лестницы – объектив направлен вверх, к грязному стеклу на вершине башни. Вот только что-то со всеми снимками было не так. На заднем плане каждого, зыбкие, но отчетливые, виднелись какие-то другие помещения, десятки помещений. Я видел пыльные коридоры, другие лестницы, комнаты со сводчатыми потолками в самых разных стилях, разрушенные каменные арки, а в нескольких местах какой-то гигантский парник. Все они громоздились слоями одно на другом.