Конрауд решительно двинулся к выходу.

–Конрауд!– попытался остановить его мужчина.– Значит, это правда? Девочка была беременна?!

Конрауд уже открывал дверь.

–Постойте же! Ответьте мне!– Мужчина поднялся из кресла.– Ну простите вы меня, Конрауд! Сболтнул лишнего! Зря я вашего отца дурным словом помянул.

Он стоял посреди комнаты, долговязый и тщедушный, полы его халата распахнулись, обнажив костлявые и бледные, как у покойника, ноги.

–Поройтесь в архивах диспансера, поищите медицинскую карточку Лютера!– попытался крикнуть он, но его голос надломился, и из горла вырвался лишь сиплый свист.

Конрауд вышел на улицу, захлопнув за собой дверь. Хозяин, продолжая что-то бормотать себе под нос, снова опустился в кресло. Потом прижал маску к лицу и принялся втягивать в себя кислород с такой жадностью, будто каждый вдох мог оказаться для него последним.

Конрауд вдавил педаль газа в пол, и машина резко рванула с места. Он ехал куда глаза глядят, не обращая ни малейшего внимания на правила дорожного движения. Его так и подмывало вернуться в ту хибару, удовлетворить свой порыв и полюбоваться тем, как извращенец захлебнется собственной желчью. Сжимая руль с такой силой, что у него побелели костяшки пальцев, Конрауд пытался выбросить из головы то, что тот тип наговорил об отце и о Бете. Ему очень хотелось надеяться, что подонок сделал это с единственной целью поиздеваться, разбередить ему душу и вызвать у него злобу и ненависть. Даже, как называли сестру в семье, ему было известно!

Чувствуя, как внутри зреет ожесточение, отчаяние и отвращение к самому себе, Конрауд что было мочи ударил кулаками по рулю. У матери были самые веские причины, чтобы сбежать из дома и увезти с собой Бету как можно дальше от Рейкьявика. Сколько же ему, Конрауду, потребовалось времени, чтобы наконец прозреть! Он всю голову сломал, пытаясь понять, почему отец ведет себя подобным образом: слушал его разглагольствования о том, что весь мир всегда против таких людей, как он, и верил ему каждый раз, когда отец строил из себя невинного агнца, обвиняя во всем обстоятельства, невежество, всю общественную систему, полицию, жену и остальных людей, таких, например, как Сванбьётн. Но в результате Конрауду все же пришлось взглянуть правде в глаза: настоящими жертвами были те, кто по тем или иным причинам оказывался преградой на пути отца. Все, что ни говорил и ни делал этот человек, имело одну-единственную цель: вогнать окружающих в рамки его собственного извращенного сознания.

Конрауд почти добрался до дома, когда вспомнил, что обещал Эйглоу к ней заехать. Настроение для визита у него было совсем не подходящее, но нарушать обещания ему не хотелось, поэтому он свернул в направлении Фоссвогюра.

Эйглоу сразу заметила, что с ним что-то не так, но вопросов не задавала. Конрауд молча опустился на диван в гостиной и отвечал на реплики хозяйки односложно, мыслями будучи совершенно в другом месте. Эйглоу не стала заострять на этом внимания и начала излагать ему свой взгляд на то, что им удалось выяснить благодаря Теодору, в частности по поводу возобновления отношений их отцов через несколько лет после войны. Эйглоу размышляла, что за характер могли носить эти отношения, и не взялись ли мужчины за старое, устраивая спиритические сеансы с целью наживы на доверчивых согражданах. Она призналась, что даже сама мысль о том, что мать Нанны могла оказаться среди их жертв, вызывала у нее содрогание.

–Неужели эта несчастная женщина попалась в их сети?– сказала Эйглоу.

–Я бы не удивился, если бы выяснилось, что они и ее дочиста обобрали,– ответил Конрауд.

–Но полной уверенности у нас в этом нет.

–Зря ты стараешься их оправдать,– сказал Конрауд.– По крайней мере моего отца – от него можно было ожидать и не такого.

–Что-то произошло, Конрауд?

–Да нет, все в порядке.

Эйглоу не стала лезть ему в душу, а вместо этого рассказала, что попыталась порыться в памяти, чтобы припомнить, не говорил ли Энгильберт когда-либо о матери Нанны или о том, что в Тьёднине утонула девочка. Может, Эйглоу узнала о происшествии именно с его слов, и это ее так впечатлило, что у нее в подсознании вырисовался образ девочки, потерявшей куклу. Вполне вероятно, Энгильберт касался этой темы в беседе с матерью Эйглоу, а она случайно услышала их разговор. Как знать? Однако ничего подобного в памяти Эйглоу не сохранилось.

–Еще я поразмышляла по поводу того, что ты говорил о моем отце,– добавила она.– Возможно, это и правда он напал с ножом на твоего отца возле Скотобойни Сюдюрланда.

–На твоем месте я не стал бы об этом тревожиться,– заметил Конрауд.– Иногда бывает, что истина никому не нужна.

–Но ты же первый поднял эту тему!– удивилась Эйглоу.– Что же все-таки произошло? На тебе сегодня лица нет.

–Забудь об этом. Считай, что моего папаши вообще не существовало на свете.

–С чего вдруг ты так о нем заговорил?

–Потому что он был чудовищем,– сказал Конрауд.– И мне следовало давно это признать вместо того, чтобы убегать от правды.

–Возможно, бегство от правды служило тебе защитным механизмом, когда ты с ним жил.

–Он… по-скотски обращался с моей сестрой Бетой,– проговорил Конрауд.– И это самое мягкое выражение, что я могу подобрать.

–Вот как?

–Я узнал об этом много времени спустя. Он мне лгал напропалую, а я, как последний дурак, ему верил.

–Не стоит хранить в себе обиды на то, что ни тогда, ни сейчас нельзя изменить,– сказала Эйглоу.

–Это правда. Эртна мне об этом тоже всегда говорила. Такое самокопание не приводит ни к чему хорошему. Однако нет, нет да и происходит что-то, что напоминает мне, каким человеком был мой отец и как он обходился со своими близкими. Эти воспоминания терзают меня беспрестанно – и когда я работал в полиции, и теперь, когда я на пенсии. Уже сил никаких не осталось. Но, видимо, таков мой крест.

В этот момент ожил мобильник Конрауда. Звонила Марта. Конрауд попросил прощения у Эйглоу, сказав, что ему нужно обязательно ответить. На этот раз Марта оказалась словоохотливее, чем обычно: первым делом она сообщила ему, что только-только вернулась домой после беседы с бабушкой Данни, а потом поинтересовалась, удобно ли ему говорить. Тогда Конрауд объяснил ей, что находится в гостях и не может долго общаться с ней по телефону.

–В гостях? И у кого же?– не ходя вокруг да около полюбопытствовала Марта. Ей было прекрасно известно, что приятелей у Конрауда не много, и поэтому он редко бывал у кого-то в гостях.– У какой-нибудь женщины? У тебя появилась женщина, Конрауд?– По ее игривой интонации Конрауд понял, что Марта уже успела пропустить парочку бокалов.

–Я заглянул к одной своей знакомой по имени Эйглоу,– ответил он.– Это она рассказала мне о деле той девочки, с которым ты отказываешься нам помогать.

–А там существует какое-то «дело»?