мы добавили и наши собственные. Долма или Тара — богиня сострадания, милосердия. Там я, торжественно приветствуя Божественную Мать, с моими друзьями из Финдхорна провела огненную церемонию. В Долма Ла царило праздничное настроение.

Затем начался крутой спуск к Гаури Кунду — красивому зеленому озеру овальной формы, называемому «Озером милосердия». Оно является одним из самых высокогорных озер в мире. Я была глубоко тронута, увидев это озеро.

А дальше мы пошли вниз — к восточной стороне горы Кайлаш, которая была гораздо менее драматичной и строгой, чем её западная сторона.

На следующий день мы добрались до гомпа, который был связан с Миларепой, поющим поэтом-йогом из Тибета.

Мы шли по самым удивительным каменистым дорожкам, окруженным скалами всех цветов радуги. Оттуда нам открылся великолепный вид на Ракшастал и Манасаровар — озёра-братья, которые лежали внизу, на равнине, как два драгоценных камня сияющей красоты.

Наконец мы добрались до Дарчена — небольшой деревушки на юге горы Кайлаш, где мы начали свой путь. Здесь наша группа разошлась до самого конца паломничества. Восемь из нас отправились в Лхасу на «лэндкрузере», при этом лишь четверо прошли назад всю ту дорогу, что мы проехали, и я была одной из этих четверых.

Сначала мы провели два дня на озере Манасаровар. Там я провела внутреннюю благодарственную церемонию огня.

Опять мы купались в святых водах этого прекрасного озера, где небо из-за внезапной непогоды каждую минуту может менять свой цвет с ангельски розового и серебристо-золотого на драматичный темно-золотистый, белый, фиолетовый, синий и желтый. А потом опять синий мир, как будто ничего и не произошло.

С тех пор, как мы вошли в Тибет, я просто чувствовала свое единство с его землей, его холмами и горами. Это наполняло меня глубокой радостью. Но когда приблизился день, когда мы должны были покинуть Тибет, мне стало грустно. Как глубоко было мое горе! Я плакала навзрыд и не могла остановиться…

Оставить Тибет с его драгоценными камнями озера Манасаровар и Кайлашем было очень тяжко для меня — мне казалось, что для наших душ это должно означать то же самое, что покинуть рай.

21 июня, после обеда, в наш последний день в Тибете, мы расположились в долине, неподалеку от границы с Непалом. Когда мои друзья решили прогуляться до соседней деревни, чтобы лучше узнать, как живут тибетцы — потому что до сих пор мы знали только свободную природу Тибета, — я пошла вместе с ними, надеясь утолить свою печаль.

Тамошний большой монастырь, частично сильно разрушенный, восстанавливали всеми силами.

Мы пили чай с маслом вместе с очень худощавым европейцем Ником, который был мне как брат.

Позже, когда я вернулась в палатку, ко мне подошла одна девочка. Она взяла меня за руку, и мы вместе вышли. Рука об руку мы шли весь вечер, и она опять привела меня к монастырю, а оттуда — к Нику, который жил на улице. Она прошла к нему через большой двор, где сидела большая группа гостей, в том числе незнакомый седовласый человек. В небольшом темном помещении Ник был занят готовкой. Я спонтанно подарила ему что-то для монастыря и рассказала о моей любви к этой стране, о своем единении с этой землей, что я чувствовала так глубоко, и о необъяснимой печали от того, что завтра мы должны её покинуть.

В этот момент в нашу темную комнату вошел тот седовласый человек. Он был высок и, молча стоя у двери, какое-то время смотрел на меня с любовью своими большими темными глазами, полными тепла, понимания, сострадания. Потом он ушел.

Ом намаа Шивайя!

Я подумала, что этот седовласый мужчина был другом Ника, но лишь через шесть недель с помощью Шастриджи узнала, кем был этот человек и что за благословение было мне дано.

Когда мы с Ником вышли во двор, там было пусто — все уже ушли.

Славный золотисто-оранжевый вечер встретил меня на улице, и когда я вернулась в лагерь в сопровождении нескольких детей, то поняла, что все мои печали исчезли! Я была полна радости и благодарности!

Прощай, любимый Тибет!

Затем начался путь вверх и вниз по зеленым горам и долинам Непала, которые разительно отличаются от величественных просторов Тибетского нагорья.

К концу нашего паломничества, как раз за день до окончания нашего приключения (это было в понедельник, 26 июня 2000 года) я шла одна, остальные были на некотором расстоянии от меня, как вдруг ко мне быстро приблизился молодой человек в возрасте около двадцати лет. Даже на расстоянии я поняла, что это было существо, способное видеть во всех направлениях.

У него были очень необычные глаза — большие, почти огненные, окруженные белым ободком; всё его существо, казалось, состоит из огня, он был невероятно живым!

Он шел прямо на меня и крепко ухватился за одну из моих палок для ходьбы. Он смотрел прямо на меня, смеясь, будто хорошо знал меня, с радостью, обнаруживающей много аспектов. «Что? Ему нужна моя палка?» — спросила я саму себя, удивляясь его спонтанному вызывающему поведению. Некоторое время мы стояли молча, глядя друг другу глаза в глаза. «Кем бы ты мог быть?» — подумала я. Всё его существо было так знакомо, и всё же я не знала, кто он такой. Он держался за мою палку, и я держалась за него, размышляя: «Может, отдать ему её?» Я знала, что нам еще предстоит очень крутой и длинный путь, и эти горные палки были нам нужны — они были важной частью нашего снаряжения — и решила не отдавать их.

Потом я увидела двух очень худых, благородного вида, исключительно высоких мужчин, которые следовали за ним. Тогда он отпустил мою палку и обратился к этим двум мужчинам, которые смотрели на него, как братья, и что-то сказал им — очевидно, обо мне.

Один из них глубоко посмотрел на меня несколько секунд. Потом они пошли дальше втроем. «Кем они были? И кем был он?»

Я была очень удивлена. «Может, это был Горакнат Баба,