Так что мы подняли якорь, поставили стаксель и аккуратно вышли в открытое море, после чего подняли остальные паруса и взяли курс прямо на север. До Тортуги ещё плыть и плыть, и мне очень хотелось добраться туда без приключений. Только когда побитые ветром скалы Кюрасао скрылись за туманом, я смог вздохнуть спокойно. Никакого преследования не было, но я всё равно приказал глядеть в оба и докладывать о каждом увиденном парусе.

Встревать в какие-либо стычки, когда у нас на борту лежит годовой бюджет какого-нибудь Сомали, я считал опасным, вредным и глупым. Так что даже если на пути нам попадётся какой-нибудь беззащитный пинасс, который задерёт лапки кверху, едва завидев наш парус, я не буду его атаковать. Всех денег не заработаешь, а потерять уже награбленное золото можно в один момент.

Поэтому мы на всех парусах шли в сторону Испаньолы, вернее, к проливу Мона, между Испаньолой и Пуэрто-Рико, старательно избегая ненужных встреч. Команда изнемогала от предвкушения грандиозной попойки и крестового похода по всем кабакам и борделям Бастера, а я мучительно раздумывал, что делать с месье Бартоли. Никакой ясности не было. Я даже не знал, в курсе он про золото или нет, отправил ему Ладрон весточку или не отправил, за чей счёт была эта экспедиция на корвете, и что вообще он думал на этот счёт.

Даже было немного жаль, что корвет пришлось просто спалить вместе со всей его командой, я бы непременно задал Ладрону парочку вопросов. А теперь приходится гадать, поедая себя самого бесконечными сомнениями. Придётся, как обычно, действовать по обстоятельствам, а в таком деле это чревато.

На подходе к Испаньоле выяснилось, что пролив кишит испанскими кораблями, как бродячая собака — блохами, и я решил огибать Испаньолу с запада, растягивая наше путешествие ещё дольше. Поэтому мы повернули, ушли мористее и пошли вдоль берега, всё время держа остров в поле зрения. Главное было благополучно миновать Санто-Доминго и уйти ко французской стороне. Там уже можно будет не опасаться, хотя расслабляться в любом случае рано.

Горы Испаньолы на траверзе напоминали мне о тех временах, когда я копал землю на сахарной плантации, подыхая от жары, москитов и скудной жратвы. Теперь я сам мог купить хоть десять плантаций, но при одной только мысли о запахе тростника, полях и сельском хозяйстве меня начинало потряхивать. А парни наперебой делились планами и мыслями о том, как распорядятся внезапным богатством. Кто-то хотел вернуться в Старый Свет, кто-то планировал жениться и заняться собственным делом, несколько самых отчаянных решили приобрести свои собственные корабли и пиратствовать дальше. И, когда мы наконец-то обогнули мыс Даме-Марие и вышли в залив Гонаив, полностью безопасный для французских судов, то я решил наконец-то поделить добычу.

На палубу вынесли стол, мешки с золотом, я взял перо и чернила из каюты, уселся перед вожделеющей толпой и принялся заново пересчитывать деньги, записывая всё в гроссбух. Деньги любят счёт.

Первым делом, под недовольные возгласы команды, я выделил положенную губернатору долю, которая даже сама по себе могла посоперничать с неплохой добычей с какого-нибудь галеона.

— Андре! Мы же это золото не захватывали, мы его откопали, что за дела? — воскликнул Шон, и я признал его правоту.

— Значит, делимся только добычей с галеона, — заключил я, и все радостно поддержали это решение.

Пришлось пересчитывать всё заново. Теперь д`Ожерону причитались сущие гроши по сравнению с предыдущей суммой, но, в целом, его доля тоже могла называться солидной. Затем, испросив общего согласия, я выделил на содержание корабля две сотни дублонов, что тоже было каплей в море.

Ну а потом мы начали, собственно, делить добычу, и первыми свою долю получили раненые и покалеченные, сверх того получая выплату за увечья. Каждый подходил по одному, забирал деньги и ставил крестик в гроссбухе за то, что получил, ровно напротив своего имени и суммы. Точно как в бухгалтерии. Потом свои деньги получали все остальные, причём свою долю врача я отдал Андре-Луи, потому что юнга почти полностью обходился с ранеными сам.

В конце концов, я расписался за свою долю, которую забирал последним. Цифра в сорок тысяч заставила меня усмехнуться, вспоминая свои прежние расчётные листы из бухгалтерии, но то были рубли, а теперь это французские золотые луидоры с профилем Короля-Солнца.

Я закрыл свою долю в сундук в капитанской каюте, некоторые из пиратов сдали свои деньги на хранение мне, не слишком-то доверяя теперь своим товарищам. Многие зашивали монеты по тайникам в одежде, в пояса и сапоги, прятали любыми способами, в том числе и от самих себя.

— Забуду про них и не пропью! Будет, на что выпить потом! — пояснил мне один из флибустьеров, когда я спросил, зачем он зашивает золото в свой кушак.

Вскоре почти все гремели и звенели при ходьбе, словно ходячие кошельки, но я знал, что очень скоро почти все из них избавятся от заработанных денег самыми нелепыми и дурацкими способами.

Глава 50

Бастер появился на горизонте, словно старый друг, которого мы все давно не видели. Знакомая гавань, забитая судами, знакомый проход между песчаными банками, всё было привычно и вызывало только тёплые чувства. Не только у меня. Многих ждали на берегу жёны и подруги, старые знакомые и собутыльники, так что почти все улыбались, завидев крыши из пальмовых листьев и вымощенную булыжником набережную.

Я лично встал за штурвал, заводя корабль в гавань через узкий проход, защищённый пушками форта, и, когда мы добрались до якорной стоянки, отдал приказ бросить якорь. Кинули жребий, кто останется на корабле, пока остальные будут отдыхать на суше, такая участь выпала боцману и ещё троим морякам. Старик особо не расстроился, только пожал плечами, зато остальные заметно приуныли.

Мы всё равно не спешили сходить на берег. Пока одно, потом другое, закончили готовить корабль к стоянке, я выдал всем желающим под роспись их золото, которое лежало у меня на сохранении, потом ещё многих пришлось ждать, потому что матросы одевались во всё самое лучшее, что только у них было. Как на праздник, хотя, по сути, это и был для них праздник, лучше Рождества и Пасхи вместе взятых.

Пёстрые, разодетые в шелка флибустьеры внушали своим видом уважение и зависть, издалека было понятно, что это идут удачливые пираты. На берегу уже собрались зеваки, попрошайки и шлюхи, сходу пытаясь увязаться за