– Ты, Санек? – спросила трубка. Илларион вздохнул с облегчением: это был не Званцев.

– Угу, – утвердительно промычал он.

– Что ты угукаешь, как филин? По-человечески разговаривать не можешь?

– Мммм? – спросил Илларион. Эта игра начинала доставлять ему удовольствие.

– Ну вот, теперь он мычит, как недоенный… Ты жрешь там, что ли?

– Угу, – с энтузиазмом подтвердил Забродов.

– Вот козел!

– Но-но, – как можно невнятнее, но с большой экспрессией предостерег собеседника Илларион.

– Ладно, ладно, извини. Все время забываю, что ты недавно оттуда. Порядочки у вас там, однако… Это ж просто слово, а ты на стенку лезешь.

– Мммм, – с сомнением промычал Илларион и пару раз чавкнул для убедительности.

– Ай, брось, слышал я уже это все – «за базар ответишь» и все такое прочее. Тебе шеф что говорит? Цивилизоваться пора, Санек.

Илларион неопределенно хрюкнул, чувствуя, что начинает просто-таки влюбляться в своего собеседника: такого наивного и искреннего стремления выболтать первому встречному все, что знает, Забродов не встречал в людях уже давненько.

– Нечего хрюкать, – с несколько заискивающей, но в то же время панибратской интонацией сказал собеседник. Илларион живо представил себе это создание: молодой, необмятый, не уверен в себе, Саньки боится до икоты, но в то же время ему льстит, что он вот так, накоротке, общается с «крутым» бандитом, может даже прикрикнуть на него – конечно, не всерьез, а так, полушутя, – и ничего ему за это не будет. – Где тебя носит? Я тут уже весь извелся с этим говнюком. Мент какой-то все время в двери ломится… Это твой участковый, что ли?

– Угу, – сказал Илларион, лихорадочно пытаясь сообразить, что это за говнюк такой, с которым извелся его собеседник.

– Вот это уж точно козел, – продолжал тот, – по роже видно. А сопляк этот, главное дело, как услышит, что в дверь звонят, сразу орать начинает. Я ему рот зажал, так он мне палец прокусил, зараза. Пришлось ему пасть пластырем залепить.

– Хм, – сказал Илларион, гадая, что он будет делать, когда все известные ему междометия кончатся. «Новые придумаю», – решил он. Разговор, похоже, того стоил. "Торгаша они там какого-то взяли, что ли? – подумал Забродов первое, что пришло ему в голову. – Мент, который все время ломился в дверь, наверняка действительно был участковым, приходившим проверить своего досрочно освобожденного подопечного. "Какие активные ребята, – подумал Илларион о «борейцах». – Без дела не сидят.

То одно, то другое.., жизнь бьет ключом."

– Ты не хмыкай, а приезжай, – сказал собеседник Иллариона. – Я не нанимался вместо тебя за терроризм сидеть. Надо что-то делать, Санек. Не нравится мне этот твой участковый. Приедешь?

– Угу, – сказал Илларион, прикидывая, как бы половчее выведать у собеседника адрес, по которому проживал Санек. У него вдруг возникло непреодолимое желание съездить туда и помочь этому разговорчивому бедолаге справиться с его проблемами, а заодно побеседовать более подробно на интересующие Иллариона темы.

– Ну бывай, – повеселевшим голосом сказал тот. – Жду.

Он повесил трубку прежде, чем Илларион успел раскрыть рот. Впрочем, подумал Илларион, что толку было его раскрывать? Он и так никогда не думал, что можно узнать столько интересного, ведя допрос с помощью междометий. Воистину, велик и могуч русский язык…

Он полез в бардачок, надеясь найти там какие-нибудь бумаги, но нашел лишь одинокую отвертку, пакетик с анашой, атлас автомобильных дорог России и старенький армейский наган с облезлой деревянной рукояткой.

«Полный джентльменский набор, – подумал Забродов. – А он, дурак, полез на меня с ножиком… Попугать, наверное, хотел, в крайнем случае – холку намять. Хотя какая там, к черту, холка – после того, что он сделал с „Жигулями“… Просто шпана остается шпаной, даже пересев в джип. Застрелить человека – в этом же нет никакой блатной романтики, а вот перо в бок воткнуть – это как в песне. Как в уголовном романсе…»

Он опустил солнцезащитный козырек со стороны пассажира и нашел за ним то, что искал: мятую справку об условно-досрочном освобождении и полный комплект очень убедительно выполненных липовых документов – паспорт, водительское удостоверение и даже военный билет на имя какого-то Павла Семеновича Зуйкова. Разглядывая в паспорте страничку с пропиской, он задумчиво полез в нагрудный карман за сигаретами. Пачка оказалась мокрой, но, порывшись в ней как следует, Илларион обнаружил две относительно сухие сигареты. Одну он закурил, вторую положил на приборную доску, а пачку выбросил в окошко, сразу же подняв стекло, потому что комары уже вышли на вечернюю охоту за неосторожными путниками.

Адрес наверняка был липовым, как и паспорт. Илларион нерешительно почесал бровь. Время шло.

– А, ч-ч-черт! – выругался Забродов и включил передачу.

Красный джип развернулся и, тяжело переваливаясь на ухабах, двинулся в сторону Москвы.

Илларион большим пальцем набрал на трубке номер домашнего телефона Мещерякова. Ответила госпожа полковница.

– Илларион? – обрадовалась она. Забродов улыбнулся: жена Андрея всегда выделяла его среди прочих знакомых мужа, хотя чувства к нему испытывала скорее материнские, несмотря на то что была моложе лет на пять. – Ты где?

– Гм, – сказал Илларион. «Вот беда, – подумал он. – Что же это, я теперь так и буду разговаривать одними междометиями?» Впрочем, в данном случае его вины здесь не было: госпожа полковница, хоть и была женщиной милой и даже умной, никак не могла избавиться от привычки задавать ненужные вопросы. – Да как сказать, – неопределенно добавил он.

– Ох уж эти мне вечные секреты! – воскликнула жена Мещерякова. – А моего полковника нет дома. Полчаса назад звонил, сказал, что задерживается…

– Спасибо, – быстро сказал Илларион, но отключиться не успел.

– А как там моя машина? – спросила госпожа полковница. – Ты ее бережешь?

– А как же! – бодро сказал Забродов, испытывая приступ раскаяния. – Как зеницу ока!

– Что-то у нее звук изменился, – сказала Мещерякова.

«Вот это слух, – поразился Илларион. – Вернусь – взорву музыкальную школу.»

– Какой звук? – очень натурально удивился он. – А, этот! Да это тут какой-то сумасшедший на самосвале все время пытается меня обогнать.

– Ты с ума сошел! – испугалась она. – Немедленно положи телефон и смотри на дорогу!

– Слушаю и повинуюсь, – сказал Илларион, но она не услышала, потому что уже положила трубку.

«Вот это и есть ложь во спасение», – с некоторым смущением подумал Илларион, набирая номер Мещерякова. Джип, в последний раз возмущенно рыкнув двигателем, вскарабкался на асфальт и плавно покатился к шоссе. Мещеряков поднял трубку.