– Хорошо, – сказал санитар и вытащил из полупустого ящика рядом со столом бутылку водки. – Хм, водка качественная. В общем, так. Давай на спор. Я выпиваю эту бутылку. Если бобров лично, сам, не увижу – ты едешь с нами. А я иду домой спать.

– Пойдет! – азартно воскликнул Дмитрий. – Только бобры сказали, чтобы залпом! Слабо?

– Залпом так залпом, – пожал могучими плечами санитар.

Он откупорил бутылку, выдохнул, запрокинул голову… и в один присест, залпом, не отрываясь, опустошил посуду. Водка просто перелилась из одной емкости в другую. Санитар выдохнул, встряхнул головой, закусил куском хлеба с салом, заботливо поданным Дмитрием, и пригляделся:

– Нет, Дима, ни одного бобра вокруг тебя не вижу. Так что собирайся.

Дмитрий посмотрел на пустую бутылку, на поднявшегося и вновь занявшего много-много места санитара, на притихших собутыльников. Потом прислушался:

– Нее, животные. Хотите – сами с ним спорьте, а я не рискну. Ладно, мужики, я весь ваш! Поехали в наркологию!

– Ты как? – спросил санитара Денис Анатольевич.

– Захмелел малость, – ответил тот. – Сейчас до кровати – и спать!

Возможно, вы полагаете, будто в наше гостеприимное заведение по доброй воле не ложатся. Будто для того, чтобы уговорить пациента отведать целебной больничной гречневой каши и в полной мере прочувствовать заботу и внимание (пускай и чересчур пристальное) нашего персонала, нужно проявить чудеса убеждения, навык принуждения и заручиться санкцией выездного заседания суда. Ничего подобного. Находится немало желающих лечь к нам добровольно. И проявляющих просто чудеса настойчивости.

Сказать, что у Георгия (назовем его так) сложный характер, – все равно, что назвать Чикатило своеобразным в его манерах выражать симпатию женскому полу. С его способностью генерировать конфликтные ситуации на ровном месте можно было бы огрести по физиономии даже от смирного коллектива палаты коматозников. Увидев Георгия, спешащего на прием, можно было не сомневаться: парень успел где-то набедокурить и теперь пришел прятаться. И будет очень, очень настойчив.

Однажды он не рассчитал и пришел в больницу в воскресенье. Поликлиника была закрыта, а в приемном покое на него глянули хмуро и неприветливо. Жора попытался было надавить на жалость, но у дежурного доктора эта кнопка либо отсутствовала, либо была слишком тугой. Парню объяснили, что для экстренной госпитализации он психическим статусом не вышел, не говоря уже об экстерьере, что от полиции пусть прячется где-нибудь в другом месте, – и указали на дверь.

Георгий был неприятно удивлен. Глубоко задет. Оскорблен в лучших чувствах. Во всяком случае, сложную многоуровневую синтаксическую конструкцию в его исполнении можно было расценить именно таким образом. Но персонал приемного покоя не впечатлился. Пришлось пойти на крайние меры.

Жора вышел на крыльцо, снял ремень, соорудил петлю, закрепил ее на козырьке и громко озвучил свои суицидальные тенденции. Убедившись, что его услышали, и в зрителях недостатка не будет, он забрался на перила, сунул голову в петлю и приготовился к переговорам.

Фельдшер приемного покоя подоспела первой. Она обхватила парня за пояс… и поскользнулась на верхней ступеньке. Жора повис. Фельдшер (а эта была крупная дама, с выдающейся в нужных местах фигурой) повисла на Жоре.

– Дура! Я же задохнусь!!! – сдавленно прохрипел Георгий, пытаясь подтянуться на ремне.

Сделав пару колебаний переменной амплитуды, композиция рухнула. Фельдшер верхом на Жоре лихо съехала вниз по ступенькам. Георгий, погребенный под роскошными формами, слабо постанывал и пытался подобрать нужные выражения, но, видимо, ни одно не подходило, чтобы передать всю глубину его возмущения.

– Ну!.. Ну ты!.. Ну вы все!.. О. Я всегда говорил, что в позиции «женщина сверху» есть нечто такое, чего не передать словами… – усилием воли сдерживая смех, произнес доктор. – Вот, гляжу, и ты теряешься в выражениях.

Фельдшер ойкнула и спрыгнула с Жоры. Парень, пошатываясь, поднялся на ноги.

– Знаете что! – с чувством прохрипел он. – Я давно подозревал, что тут у вас дурдом! Но чтобы дурдом, да с клоунами! Да еще с этой (жест в сторону фельдшера) цирковой лошадью!.. Ну вас всех!

– Может, ляжешь? – прикрывая рот ладонью, спросил доктор.

– Идите в жопу! Ой! – схватился Жора за свою контуженую пятую точку. – Я пошел.

– Куда? – спросила фельдшер.

– Домой! Зализывать раны!

Говорят, что эльфы и друиды умеют разговаривать с деревьями. Правда, почетный друид Российской Федерации Борис Гребенщиков вроде ни в чем подобном замечен не был, но не исключено, что он просто умело скрывает этот навык. Некоторые заядлые дачники тоже порою ведут беседы со своими дендрофрендами. Выйдут, бывало, в сад, небрежно поигрывая топориком, да и спросят задумчиво – чем, мол, в следующем сезоне порадуете, товарищи деревья? Обильным урожаем или ароматными дровами? Говорят, работает безотказно.

Вот и диффенбахия, что обильно колосится в моем кабинете, недавно удостоилась разговора по душам. Надо сказать, вырос этот тропический паразит аж до потолка, и многие обращают на него внимание, но вот так вот напрямую к нему еще никто не обращался.

Мы работаем с моей коллегой, Юлией Юрьевной, в одном кабинете в разные смены. Как-то раз пришла к ней на прием одна дама. Ничего срочного и необычного: доложиться о состоянии, выписать лекарства – штатная ситуация, одним словом.

Ирина Ивановна (назовем ее так) побеседовала с доктором, получила таблетки, собралась уходить и тут вдруг зацепилась взглядом за мирно растущую диффенбахию.

– Ой. Дорогая. И что же это я раньше тебя не замечала! – обратилась она к растению. – Какая ты красивая выросла!

Она подошла поближе и погладила ее по стволу.

– Я вам не говорила, доктор? Я экстрасенс. Я умею с деревьями разговаривать, – поведала она тайну.

– В самом деле? – подняла голову Юлия Юрьевна. – И они вам отвечают?

– Да! – охотно спалилась пациентка. – Некоторые такие болтливые, им только бы поговорить за жизнь!

– Хм… – Юлия Юрьевна задумчиво посмотрела на нее, потом на схему назначенного лечения. – Что, и наша диффенбахия разговаривает?

– Ага! – охотно подтвердила Ирина Ивановна. – Вот, смотрите!

Она повернулась к растению и что-то ему прошептала. Потом вздрогнула, отошла на шаг и уперла руки в боки:

– Кто дура? Я дура? Кто старая шлюха? Это я-то старая? Ты чего несешь, дерево! Да ты просто завидуешь! Что? Что ты сказала?

– Я так поняла, диалог у вас не задался, – задумчиво произнесла доктор.

– Нет, вы послушайте эту зеленую сволочь! – возмущенно всплеснула руками Ирина Ивановна.