Габриэля остановиться, но именно этого он добивался: сломать Рагиро, заставить его признать собственную слабость, обещать сделать все, что угодно, лишь бы не повторять то, через что однажды ему уже пришлось пройти. Рагиро молчал, сосредоточившись на собственном дыхании. Кислорода уже отчаянно не хватало, пульс на шее бился бешено, губы дрожали в попытке сдержать рвущиеся наружу мольбы.

Габриэль Грэдис был Богом во плоти, а Бог, как водится, не знал ни пощады, ни сострадания, ни милосердия. Бог был жестче Дьявола и оттого не было никого равного Богу.

— Раздевайся.

Плечи Рагиро рефлекторно вздрогнули от такого хорошо знакомого приказа. Он уже это слышал. Ему уже приказывали это, и голос, прозвучавший сейчас, так сильно напоминал тот, другой, принадлежавший когда-то главе семьи Инганнаморте, религиозным сектантам, определившим его жизнь от начала и до конца и забравшим самое ценное, чем Рагиро мог обладать: его свободу и его выбор. Сейчас Габриэль Грэдис делал то же самое.

Беспощадно бил по самому больному.

— Мне снова нужно повторить дважды? — глаза у него сверкнули каким-то странным железным глянцем, пальцы на шее сжались сильнее, а потом резко разжались, и он с размаху ударил Рагиро по щеке тыльной стороной ладони. Лучше бы Габриэль врезал кулаком. Пощечина казалась слишком унизительной, оскорбительной и позорной. — Лучше тебе сделать это самому или голова твоего капитана окажется в твоей каюте. Раздевайся.

Рагиро был в ужасе. Он всегда знал, что Бермуда не терпел непокорности в любом её проявлении, но всегда из года в год выполнял каждое его поручение и лишь на одном оступился, не думая, что единственной ошибкой заслужил гнев Габриэля Грэдиса.

Дрожащими руками Рагиро расстегнул верхние пуговицы плаща. Остановился, закрыл глаза и сделал глубокий вдох. Губы по-прежнему дрожали, в глотке застрял отчаянный вой и мольба. Он хрипло что-то прошептал, но сам не услышал собственных слов. Больше всего на свете Рагиро не хотел, чтобы Габриэль добился того, чего добивался сейчас, но повисшее молчание наносило последние удары так лихо, что сил не оставалось даже на дыхание.

— Ты что-то сказал? — спросил Габриэль, подался чуть вперед и погладил кончиками пальцев по горящей огнем щеке, словно щенка.

Рагиро не мог этого повторить. Он повернул голову сначала в одну, потом — в другую сторону, стиснул зубы и плотно закрыл глаза.

Габриэль Грэдис не шутил, когда говорил про Шесть Путей.

Габриэль Грэдис действительно мог заставить его пройти через ад снова.

Габриэль Грэдис с радостью будет наблюдать за тем, как остальные Палачи один за другим подарят ему минуты, часы, дни, целиком и полностью окутанные болью.

А потом Габриэль Грэдис придумает свой Седьмой Путь и покажет Рагиро что-то, чего он ещё не знал.

— Не делай этого со мной, — он не сразу понял, как сказал это. Не сразу узнал свой голос, звучавший непривычно, испуганно и нерешительно. Словно Рагиро действительно молил его. Он не говорил так даже с Чезаре Инганнаморте, его личным Дьяволом. А с Габриэлем — заговорил. — Прошу тебя.

— Просишь? — Палач недоверчиво поднял брови и усмехнулся. И было что-то до странности знакомое в его интонации, в его реакции, в надменном, издевательском вопросе. Словно Габриэль рассчитывал на другую формулировку.

Не словно. Рассчитывал.

— Умоляю. Пожалуйста.

Тишина. Сахарная улыбка тонких губ, обнажённые кристально-белые зубы, светлые голубые глаза, смотрящие прямо в душу. Этот взгляд выжигал печати на костях, изнутри заставляя сгибаться пополам в неистовом желании задохнуться собственной болью. Приказы ложились ровными лезвиями на кожу, проходя насквозь, но не забывая задержаться в самых укромных, потаённых уголках души, цепляясь за стремительные удары сердца и захватывая его в тиски.

Рагиро действительно умолял. Затравленным взглядом, испуганным до невозможности голосом, дрожащими губами и пальцами, бешеными ударами сердца, эхом отдающимся в голове. Он забыл о гордости, забыл о достоинстве, и единственное, что заставляло его себя контролировать — призрачная надежда, что Габриэль по какой-то неясной причине ещё мог остановиться, посмеявшись, унизив, задев за что-то очень важное, но все же в конечном итоге отпустив.

— Я умоляю тебя.

— На колени.

И Рагиро без лишних слов, без промедлений рухнул перед Габриэлем на колени, склоняясь под его волей, его желанием и окончательно, без сопротивления отдавая себя в его власть. Плечи непривычно устало опустились. Габриэль рассмеялся. Противно, будто крыса. И положил ему ладонь на голову.

— Неплохо. Я впечатлен. Не ожидал от тебя такого, — чуть ли не пропел Габриэль, почти успокаивающе поглаживая Рагиро по темным непослушным волосам. — Думал, твоя гордость сильнее твоего страха, а оказалось, что нет. Признаюсь, ты застал меня врасплох.

Они оба знали, что это игра, как и знали, что рано или поздно Габриэль в любом случае добился бы своего. Как ни крути, а Габриэль Грэдис мог заполучить всё, что хотел. Всегда.

— Но этого недостаточно, мой дорогой Рагиро. Ничтожно недостаточно, —отрезал Габриэль.

Смех сразу же стих, улыбка исчезла с лица, а глаза стали по-жестокому непроницаемыми.

— Раздевайся, — в третий раз повторил Палач, и Рагиро понял, что спланированный сюжет Габриэля не терпел никаких отклонений. Что бы он ни сказал, что бы ни сделал, всё будет так, как хотел Габриэль Грэдис. Бесспорно. Бесповоротно. Без изменений.

Оцепенелое тело не слушалось. Рагиро поднял на Габриэля измученные глаза, расстегнул оставшиеся пуговицы плаща и стянул его с себя, откидывая в сторону. За эти года он успел забыть, насколько уничижительно снимать с себя одежду на глазах у кого-то, и молча просил разобраться с этим как можно быстрее, даже если ему предстояло вновь пройти Шесть Путей. И Габриэль чувствовал желания Рагиро, его просьбы, безмолвные мольбы, но не был уверен, что готов их выполнять. Габриэль любил растягивать удовольствие и отказывать самому себе не собирался.

Рагиро медленно неслушающимися руками стянул всю одежду, оставаясь полностью обнаженным, безоружным, беззащитным. Стоило больших усилий стоять прямо перед Габриэлем, не произнося ни слова, и терпеть его придирчивый, оценивающий взгляд на себе.

Габриэль дотошно и сосредоточено рассматривал каждый сантиметр его кожи, каждый шрам, мысленно давал оценку всему, что замечал.

— Видишь, как просто, когда ты послушный? — усмехнувшись, он скрестил руки на груди и сделал несколько шагов назад, а потом взглядом указал на стену с цепями.

Не просто.

Рагиро, стиснув зубы, приблизился к каменной холодной стене. Палач в одно мгновение оказался рядом, и цепи с невероятной скоростью сами по себе сковали запястья и лодыжки, неприятным ознобом впиваясь в кожу.

— Прекрасно, — довольно