Надеюсь, подумал Джек, что он был у нее только в моем сне. Он не мог не признать (правда, Эмме об этом не говорил), что его весьма смущал этот контраст – как много он узнавал от мисс Вурц и сколь очевидны были ее недостатки и слабости.

Вслед за Каролиной Вурц Джек искал мудрых изречений и советов – правда, учительница искала их в книгах, а Джек на доске объявлений школы Св. Хильды. Разными были и результаты – мисс Вурц находила много, Джек почти ничего. В те времена девочкам, из тех, что постарше, особенно нравился Халиль Джибран; Джек снял с доски одну цитату из него и принес Серому Призраку – ему потребовался перевод.

Пусть в вашей близости будут интервалы,

Пусть между вами танцуют ветры небес.

– Что это значит?

– Это чушь собачья, бред сивой кобылы, – не стесняясь, ответил Серый Призрак.

– Что?

– Это полная ерунда, Джек, эти слова не значат ни-че-го.

– Вот оно что.

Миссис Макквот скомкала бумажку с текстом Халиля.

– Я хотел вернуть ее на доску, – извиняющимся тоном сказал Джек.

– Джек, давай поставим эксперимент. Если мистеру Джибрану в самом деле место на доске, то, я уверена, он сумеет вернуться туда без нашей помощи.

Джек тоже был уверен – он вообще верил миссис Макквот. И не боялся задавать ей такие вопросы, какие не мог набраться смелости задать никому другому. Например, он очень многого не смел спросить у мамы – к его ужасу, список таких вопросов рос изо дня в день. Она все больше и больше отдалялась от него, и Джек понял, что это знак, но только знак чего? Он устал получать все время один и тот же ответ («вырастешь – узнаешь», «мал еще»), ему, честно говоря, стало уже плевать, отчего мама ведет себя с ним так свысока.

А Лотти – она же Лотти. Когда-то он очень тепло к ней относился – особенно тепло, когда был от нее далеко, в Европе, путешествуя из порта в порт, – но вот он вырос, и Лотти больше не прижимала его к груди, не слушала биение его сердца. Джек уже находился в том возрасте, когда в такую игру приятнее играть с девочками вроде Эммы, что он и делал. Эмма говорила так:

– Самая интересная часть жизни у Лотти позади.

Миссис Уикстид, и без того старая, все больше старела; теперь она грела пальцы, не обхватывая ими чашку с горячим чаем, а опуская их туда (а когда вынимала, то иногда случайно брызгала чаем на Джека). В годы, когда ее покойный муж страдал от артрита, она научилась мастерски завязывать галстук.

– А теперь, Джек, эта болезнь поразила и меня, – говорила мальчику старуха-благодетельница. – Вот скажи мне, разве это справедливо?

Тема справедливости занимала и самого Джека.

– Ведь это же несправедливо, если я превращусь в папу, – сказал как-то мальчик миссис Макквот. С ней он всегда был откровенен, а с Эммой стал себя сдерживать, особенно в разговорах на эту тему. – Скажите, ведь это же несправедливо?

Он уже точно знал, видел сам, что она и вправду была полевой медсестрой на войне (а сколько правды было в истории про легкое, потерянное после газовой атаки, Джека уже не интересовало).

– Миссис Макквот, скажите, пожалуйста, вот вы как думаете – я стану как папа или нет?

– Джек, пойдем пройдемся.

Он сразу понял, куда его ведут, – в часовню.

– Я наказан?

– Да нет же, что тебе в голову взбрело! Просто там мы сможем спокойно пораскинуть мозгами, нам никто не будет мешать.

Они сели на скамью в первом ряду, как полагается, лицом к алтарю. В центральном проходе стоял на коленях спиной вперед мальчик из третьего класса. Наверное, Серый Призрак оставил его в этой позе довольно давно – миссис Макквот удивилась, увидев наказанного, но тут же забыла о его существовании.

– Джек, если и вправду выйдет так, что ты станешь таким же, как папа, запомни – не вини его в этом.

– Но почему?

– Видишь ли, человек делается жертвой обстоятельств только и исключительно по собственной, понимаешь, по собственной воле. Ну еще иногда по воле Божьей, – сказал Серый Призрак. Судя по лицу наказанного третьеклашки, тот решил, что миссис Макквот говорит о нем.

Слава богу, Джек никогда не задавал следующий вопрос Эмме Оустлер. Его услышали лишь уши миссис Макквот и стены часовни.

– Скажите, а если у человека на уме один только секс, каждую минуту, – это воля Божья или что?

– О боже мой! – воскликнула миссис Макквот и перевела взгляд с алтаря на Джека. – Ты серьезно?

– Каждую минуту, – повторил он. – Мне еще снятся сны – исключительно сны о сексе, больше ни о чем.

– Джек, ты говорил об этом с мамой?

– Я знаю, что она ответит. «Мал еще говорить об этом».

– Но ты уже не мал думать и видеть об этом сны!

– Может, когда я пойду в школу для мальчиков, мне станет легче, – сказал Джек. Он знал, что у мамы есть план – после школы Св. Хильды отдать его в школу для мальчиков. Через дорогу от Св. Хильды располагался Колледж Верхней Канады, чьи воспитанники все время крутились вокруг девочек из Св. Хильды (тех, что постарше). Разумеется, миссис Уикстид хорошо знакома с кем-то из колледжа, разумеется, учителя из Св. Хильды напишут ему лучшие рекомендации (по крайней мере, в плане успеваемости). Он даже прошел собеседование в колледж. Привыкнув к серому и малиновому в Св. Хильде, Джек решил, что в колледже слишком много синего – мальчики носили галстуки в сине-белую полоску. А те, кто играл за первые команды колледжа, носили уже целиком синие галстуки. Алиса решила, что у спортсменов в колледже слишком много поклонников; их превращают в кумиров, говорила она Джеку, и это очень плохо. По сей причине на собеседовании она сказала, что ее сын не очень спортивный.

– Откуда ты знаешь? – спросил Джек, ведь он ни разу не пробовал заниматься спортом.

– Джек, верь мне, ты не спортивный.

Но он верил маме все меньше и меньше.

– И в какую же школу ты идешь? – спросил Серый Призрак.

– В Колледж Верхней Канады, так мама решила.

– Я поговорю с твоей мамой, Джек. Мальчики из колледжа заживо спустят с тебя шкуру.

Джек верил миссис Макквот, так что сильно перепугался и поделился страхами с Эммой.

– Как это они спустят с меня шкуру? Зачем, почему?

– Ну просто ты не спортивный, Джек.

– И что?

– Ничего, они заживо спустят с тебя шкуру, и дело с концом. Ты будешь чемпионом в другом виде – в спорте по имени «жизнь», конфетка моя.

– Спорте по имени…

– Так, заткнись и поцелуй меня, – приказала Эмма.

Они, как обычно, сидели на заднем сиденье лимузина Пиви. С недавних пор Джеков «малыш» стал небезразличен к Эмме – от нее требовалась лишь малая толика усилий. Правда, если у «малыша» было плохое настроение, то, что бы Эмма ни делала, вставать он отказывался. Эмма ходила в десятый класс, ей было шестнадцать, а на вид – то ли тридцать, то ли сорок, и еще ей поставили на зубы пластинки, что ее чрезвычайно бесило. Из-за них Джек боялся целовать ее.