Долго гадать не пришлось: скоро Катиджан почувствовал ответ. Не увидел, не услышал, а именно почувствовал – энергия, приближавшаяся к ним, не была похожа ни на один вид магии, с которыми Великие Кланы сталкивались прежде. Это была сила смерти, абсолютного разрушения, черная дыра, поглощающая на своем пути все живое. И весь этот хаос – в одном существе.

Вот, значит, как. Сообщество Освобождения восприняло их маленький сорвавшийся мятеж с неожиданной серьезностью, раз к ним явился кто-то из великих чудовищ. Правда, всего один, но и это уже много.

Саламандры тоже почувствовали его приближение. Они, только что готовые броситься на вампиров и попытаться сбежать, замерли в нерешительности. На их лицах отражалась растерянность, переходящая в испуг, а потом – в животный ужас. Они словно не могли поверить, что кластерный мир вмещает такое разрушение, но, поверив, не были способны противостоять ему.

Во время атаки на Сивиллу они или не сталкивались с чудовищами, или чувствовали лишь часть их силы, развеянной над миром – ведь те, кто почувствовал эту силу полностью, просто не выживали. Теперь же обладатель этой власти приближался к ним, и они впервые понимали, чему они готовились бросить вызов.

– Спокойно, – шепнул им Катиджан. – Мы не знаем, зачем он сюда идет.

– Убить нас!

– Это вряд ли.

Он и правда не верил, что их казнят в этом зале. Нет, раз их не убили на месте или не сожрали в первый час после прибытия во дворец, для них готовят нечто особенное. Хотя от чудовищ можно ожидать чего угодно!

Вампиры выстроили пленников в три ряда – по семь саламандр в каждом. Элементали уже не сопротивлялись, они были слишком шокированы обрушившимся на них могуществом того, кого они пока даже не видели. Для них великое чудовище было не живым существом – оно было космосом энергии, почти таким же, как их обожаемый огонь. Катиджан опасался, что не все они после такого смогут снова думать о восстании и сопротивлении, но пока искать решение не было смысла: возможно, они и вовсе умрут сегодня.

А сам он снова не боялся. Да, он был удивлен уровнем силы существа, он искал в своей душе страх, который стал бы самой естественной реакцией на такое могущество. И не находил! Вместо страха в памяти всплывало все то, через что он уже прошел. Чудовища родились с таким даром – а он заслужил свое право называться легендой. Так почему он должен бояться?

Завершив подготовку, вампиры и сами замерли у стен. Похоже, они тоже боялись своего повелителя и, зная, что он не тронет их, едва сдерживали дрожь. Катиджан не мог винить их за это, в энергии чудовища было нечто такое, что заставляло любое живое существо содрогаться.

Любое, но не его. Почему? Должна быть причина, нечто большее, чем его прошлые заслуги. Катиджан старался найти эту причину в себе, и она, кажется, уже была в его памяти, но слишком далеко. Его усилия напоминали попытки рассмотреть что-то через мутную воду: силуэты узнаются, но распознать детали нелегко. А он даже не мог полностью сосредоточиться на этом, потому что чудовище уже добралось до подземного зала.

Первыми появились насекомые. Саранча на потолке, крупные черные жуки на стенах, извивающиеся сколопендры на полу – они казались живой рекой, рвущейся вперед, к пленникам. Рядом с ними вампиры замирали, а саламандры казались едва живыми от ужаса. Но насекомые их не трогали, и Катиджан знал, что так будет. Это же очевидное запугивание, игра кота с крохотными мышками, худшее еще впереди.

За насекомыми появился и их хозяин. На фоне собственной энергии он казался слишком хрупким, слишком изящным, женоподобно красивым. Это, возможно, должно было разочаровать, однако такой контраст лишь усиливал страх перед великим чудовищем. Скрытая угроза всегда пугает больше очевидной, ее границы спрятаны, ее разрушительную силу невозможно предугадать.

«Я не боюсь тебя, – подумал Катиджан, украдкой наблюдая за чудовищем. – Хотя ты, жучара, возможно, убьешь меня. Так почему я тебя не боюсь?»

Катиджан ожидал, что чудовище будет сопровождать Аурика – и это было бы неприятно, потому что она наверняка распознала бы артефакт Арма, но свиты у повелителя насекомых не было.

Один из вампиров все же рискнул сделать шаг вперед. Он низко поклонился чудовищу и объявил:

– Повелитель Серапис, это все, кто остался в живых после той ночи.

Значит, все-таки Серапис. Катиджан, знавший имена чудовищ, догадывался, что это он. Он не видел самого Сераписа раньше – но видел его тень. Это существо было связано не только с насекомыми, но и с ящерами, поэтому, возможно, его и заинтересовали саламандры.

– Все, кого вам удалось поймать, – уточнил Серапис.

– Остальные – мелкие сошки, они не важны, мой господин. Эти – лидеры!

– Вы не знаете, кто их лидер.

– Скорее всего, у них нет одного лидера, элементали никогда не умели толково объединяться!

Вампир старался говорить уверенно, но его голос дрожал. Голос хищника, прожившего на этой планете не одну сотню лет, дрожал перед каким-то бесполым созданием!

Катиджану вдруг стало смешно – когда остальным по-прежнему было страшно. Чтобы не подставлять их, он старательно сдержал улыбку.

Неужели я схожу с ума?

Серапис быстро потерял интерес к вампиру, и тот, несомненно, был этому рад. Теперь чудовище расхаживало перед рядами пленников, разглядывая их немигающими мутно-зелеными глазами. Очевидный испуг саламандр не впечатлял его – кажется, даже раздражал.

– Я ожидал большего, – равнодушно заметил Серапис. – Когда я узнал, что готовится восстание, я надеялся, что вы порадуете меня. Следить за этим миром непередаваемо скучно, вы могли бы меня развлечь.

«Следить за этим миром»? Похоже, слухи были верны: чудовища действительно покинули Сивиллу. Не навсегда, конечно, но наивно было полагать, что они будут сидеть без дела в одном кластерном мире и терпеливо ждать, пока им вернут Небесный Опал. Вряд ли им даже нужен этот камень, его, скорее всего, пожелала получить Аурика. А они хотят охотиться и убивать, расширять свое влияние, создавая свою империю.

Серапису по какой-то причине досталась роль правителя Сивиллы, и не похоже, что он ею гордится.

Пока Катиджан размышлял об этом, насекомые, до этого остававшиеся лишь пятнами на стенах и потолке, двинулись с места. Они подползали к пленникам, касались их, забирались на одежду и даже на открытую кожу. Было заметно, как сильно саламандрам хочется сбросить их – или уничтожить пламенем. Но они не решались, слишком велик был их инстинктивный страх перед Сераписом. Он оставался для них стихией, Катиджан не знал, сколько им потребуется времени, чтобы хотя бы начать сопротивляться ему.

Способны ли они на это? Или другие элементали? Или хоть кто-нибудь в этом мире?

Кто-нибудь, кроме Катиджана.

– В вас есть что-то близкое мне, но так мало, что это неважно, – вздохнул Серапис. – Сколько вы уже здесь? Час, два? И вы ничего не сделали… Совсем ничего! Где пожар? Где битва до крови? Вы верите во что-то настолько сильно, что готовы это защищать, и это похвально. Но в конечном итоге, вы такие же пустые, как и те, кто уже склонил голову. Об этом я и сожалею. Какой смысл преследовать добычу, которая уже легла? Это бойня, простое ремесло мясника, вот на что вы меня обрекаете!