Александра Федченко. Его похоронили в той же деревне, где он остановился со своей женой и сыном. Мораль сей басни. Никогда не доверяй швейцарцам. Они тебя ограбят и убьют. Гребанные европоиды…

Глава 21

В начале апреля я все же рискнул съездить в Киев. Труба зовет. Время летит. И уходит безвозвратно. А я же не трепло, никогда им не был и уже не буду. Это любая собака в байрамалинском почечном санатории подтвердить может. Спросите хотя бы тамошнего завхоза Власа Алибабаевича! Даже можете ему пригрозить водки не наливать.

За полгода должно все улечься, а у меня мирные месяцы на исходе. С 1 сентября этого года, в связи с начавшейся войной, дорожка в Польшу прикроется. Окончательно. А внутри нашей страны изумруды не будут пользоваться таким же спросом, так как «западная контрабандная премия» уйдет. А это уже взвинчивало ставки до предела. Раз уж взялся за гуж, то куда денешься. В общем, если нельзя, но надо, значит можно.

Поскольку середина апреля в Киеве все же не май месяц, то я предусмотрительно заранее перешил скрытый карман с ножнами на левую внутреннюю полу своего пиджака. Осторожность не помешает, а лезть копаться в одежде мне времени никто не даст. Ничего не хотелось исключать, и уж тем более я не собирался ставить себя в невыгодное положение.

Набрал змей, взял билеты и выехал. Шансы у меня хорошие, так что… Рискуем!

Снова еду по стране в ж/д вагоне. Средняя Азия страна, конечно, экзотическая. Частенько ситуация в нашем вагоне напоминает анекдот про чукчу. Едет чукча в поезде, зажал свой экзотический варган между зубами и брынчит:

— дзынь… дзынь… дзынь…

Рядом с ним ехала девушка. Девушка говорит: «не брынчи!», чукча перестал. Тишина. проходит минута, вторая. Девушка соблазнительно села рядом, выпятила грудь и спрашивает:

— хочется?

— хотса!

— ну давай, только быстро.

Дзынь дзынь дзынь дзынь дзынь дзынь дзынь…

Далее пошла уже Россия. И снова еду, хотя и сижу. Никаких нервов, полное спокойствие. Полный притворной лени дзен-буддизм. В стиле: " Наркотики, гейши, цунами, сакэ, харакири — вот что нас губит." Иначе я буду подозрительно выглядеть в глазах окружающих. А так ничем не выделяюсь среди других пассажиров. Кроме антуража змеелова. Кому надо — тот поймет, остальных я не просвещаю, притворяясь командированным научным работником. Все в нужных пропорциях.

Прибыл в Киев. Первым делом пристроил змей на фабрику наглядных пособий. Сбыл с рук. Там же, дорвавшись до телефона, позвонил Альперовичу:

— Ваш родственник из Казахстана просил передать, что завтра в 10−00 уезжает в зеленую тайгу. На 14 полных дней и 8 неполных.

Это код, означающий, что я приду к ювелиру завтра в десять утра с изумрудами в количестве 14 больших и 8 маленьких. Толика актерского мастерства как нельзя кстати оказывается востребована во всех темных делах и интригах.

Еще ранее я решил жить в Киеве все время на нелегальном положении.

Так что, тут же на фабрике у одного из шапочных знакомых я снял за деньги койку на два дня. Деньги ему нужны, а я не хочу мелькать в местах, где меня могут ожидать. И пасти. Дело это обычное, не в гостиницу же советскому гражданину идти? Там все для командировочных…

Конечно, для органов узнать по билету о моем приезде в Киев и расспросить на фабрике куда я направился не составит особого труда, но для уголовников все же я организовал некоторые трудности. Если в Африке слоны не передохнут, то так быстро урки не среагируют, даже если меня кто на улице случайно и опознает. Все вилами на воде писано.

Квартирка оказалась на бывшей окраине города, который в последнее время уже разросся, за счет понаехавших селян. Так что сейчас это стал старый район с рядами покосившихся домишек, напоминающих зубы в челюсти колхозника-пенсионера, между окраиной и центром. Жил я на Лукьяновке, возле кинотеатра «Коммунар». Неподалеку от трамвайного парка.

Ветхие двух-трехэтажные домишки с наружными железными лестницами и приспособленными удобствами, насквозь проржавевшими трубами, кранами и стояками, плохо сложенными печками. Все дома строились еще до революции и, очевидно, из люмпен-пролетарской ненависти к царскому режиму советской властью никогда не ремонтировались.

Население тут, в основном простые оболтусы, мужики в сатиновых трусах или выношенных до дыр подштанниках по вечерам курили возле покосившихся развалюх, лениво разговаривали, интересуясь только глобальными вещами типа «А если водка на луне?» Или «А почему рука в говне?» Полный отстой!

Я снял угол и расположился на кушетке. Ничего в поезде столько належался, что пару дней потерплю. Посплю в спартанских условиях. Был бы толк для дела.

Комната как комната. На дощатом крашеном полу протоптались от ног дорожки, на стенах по грязноватым светлым обоям приколоты выцветшие — надо думать, семейные — фотографии и, для красоты, «картинки»: пейзажи и жанровые сценки из «Огонька», отрывной календарь с портретом Льва Толстого и, конечно, не без задней мысли пристроенные портреты Сталина и Буденного.

У знакомого же я выпросил на следующий день некоторую одежду, под предлогом того, что часть моих вещей — грязная, а часть я постирал. Зачастую, самую тщательно продуманную операцию портят разные мелочи, вот я и хотел их избежать. Не надо нам никаких вакханалий!

Помимо одежды, я подстраховался с гримом. Кожа у меня смуглая и загорелая, так что я осветлил свое лицо и кисти рук при помощи пудры. Р-раз, и кожа на лице и кистях рук становится другого оттенка, да и выглядит, как у человека, давно перевалившего за три десятка лет. Два… кусок шерсти каракулевого ягненка приклеенный в качестве усов под нос тоже многое меняет. Три! Аксессуары приготовлены. Очки с простыми стеклами в массивной роговой оправе, ботинки с толстыми стельками. Одна, за счет подложенной газетной бумаги, толще, так что я еле заметно хромаю.

И в качестве завершающего аккорда — ватные валики за щеки, меняющие не только выражение лица, но и голос. Метаморфоза изумительная.

Теперь возникает вполне естественный вопрос… А можно ли меня вообще в таком виде опознать? Сильно-сильно в этом сомневаюсь.

Натянул