Шел дождь. Магнус слышал его через окошко, но оно было слишком высоко, чтобы что-то увидеть. Он же вспоминал лето, как косил сено, срезая траву по старинке — серпом, потому что участок был мал и просить о помощи соседа с уборочной машиной не имело смысла. Вот он останавливается перевести дух, вытирает рукавом пот с лица. Ветер с запада вздымает высокие волны — они виднеются за Вран-горкой, но ему, разгоряченному работой, жарко. Отдыхая, он замечает маленького ребенка, девочку — она вприпрыжку взбирается на холм. Девочка несет букет цветов, завязанный лентой, — лента развевается по ветру. Магнус аккуратно прислоняет серп к стене. Он трудился, не разгибая спины, с самого утра — думал управиться с полем в один присест. Но теперь решает передохнуть — выпить чаю с лепешками, которые мать пожарила накануне.

В коридоре раздались громкие голоса. Забывшийся воспоминаниями Магнус не сразу разобрал, кто это. Оказалось, двое констеблей о чем-то перекрикиваются друг с дружкой. Магнус затаил дыхание, от страха закружилась голова, но, прислушавшись, он понял — констебли просто шутят. Донесся взрыв смеха, потом шаги — они удалялись в дежурную комнату. Только тогда он облегченно выдохнул.

Магнус вспомнил, как говорил о Катрионе с Кэтрин, когда девушка была у него в последний раз. В тот день он еще ездил в Леруик за покупками, а на обратном пути в автобусе встретил Кэтрин. Вообще-то Магнус и не думал говорить о девочке, просто пригласил Кэтрин на чай. Она сама захотела. Сказала, что для выпивки рановато будет, а вот чашечку чаю — с удовольствием.

Она снимала его. Сначала возле дома — он стоял и смотрел с холма вниз, на здание начальной школы. Потом — в доме. Ходила с камерой по комнате, задержалась перед вороном, поднеся камеру прямо к прутьям клетки. С тех пор как Магнуса арестовали, он то и дело вспоминал о вороне, думал, что, может, было бы вернее убить его сразу, как только стало ясно, что птица увечная. Лучше, чем держать взаперти.

Кэтрин показала Магнусу сделанные снимки — он видел их на маленьком экране. «Смотрите, Магнус, вы в телевизоре». Но в последнее время у Магнуса со зрением было плоховато, и он не разглядел, что там. Фигурки на экране двигались. Неужели фотоаппаратом так снимешь? Но Магнус все равно сделал вид, что разглядел — не хотелось расстраивать девушку.

Он тогда подумал, что вот сейчас она и уйдет. Но Кэтрин села в материно кресло, откинувшись на спинку, как будто устала. Пальто сняла и положила прямо на пол, рядом с креслом. На ней были брюки черного цвета, очень широкие внизу. Мать брюки в жизни не носила, но в сумерках жарко натопленной комнаты Магнусу показалось, что перед ним мать и есть.

Так почему он заговорил о Катрионе? Потому что девочка не шла у него из головы с того самого времени, как в Новый год наведались Салли и Кэтрин. Они были старше Катрионы, почти молодые женщины — с блеском на губах и черной подводкой вокруг глаз, — но в их обществе он испытал давно забытые чувства. Девушки то и дело хихикали, тараторили без умолку, поправляли волосы. Изящные ножки и тонкие запястья Кэтрин, мягкие, полные руки Салли, позвякивавшие браслеты, нитки бус. Теперь же Кэтрин сидела в кресле его матери, скрестив ноги и вытянув их к огню. Она не смеялась; спрашивала, но мягко, не давя. И внимательно слушала. Он позабыл материны слова «Ничего им не говори!» и рассказал Кэтрин о том, что произошло в тот день, когда Катриона прибежала в гости.

Потом-то он, конечно, пожалел, что разоткровенничался. Потом-то он понял, что напортачил.

Они сидели у Переса дома. Тейлор все еще торчал на Шетландах. Перес не представлял, каким образом тот уломал начальство. На звонки Тейлор либо не отвечал, либо уклончиво говорил что-то насчет нескольких дней отпуска — мол, спину снова прихватило. Когда же спрашивали о подробностях дела, предпочитал туманное: «Да так, подчищаем хвосты». То же самое говорил и Перес, если сослуживцы интересовались, почему он никак не остановится. Ведь в деле об убийстве Кэтрин Росс все уже ясно, разве нет? Старика арестовали, не сегодня-завтра отправят в главное управление, а тогда до самого суда обо всем можно забыть.

Так-то так, да только он забыть не мог. Как и Тейлор. Вот они и сидели у Переса дома, а не в полицейском участке, где Тейлора могли застукать, а здесь он попросту не брал трубку. Былое недовольство Переса чужаком, который явился и забрал дело в свои руки, улетучилось. Ему уже неважно было, кто старше по званию, — они действовали сообща.

Погода за окном снова поменялась: дождь прекратился, ветер стих, несмело выглянуло солнце. На двадцать пятое января обещали высокое атмосферное давление и заморозки. Для празднования Апхеллио самое оно — костры будут видны далеко. Среди жителей Леруика только и разговоров было, что о ладье, шествии викингов, о том, кто его возглавит. В городок уже начали стекаться туристы.

Перес и Тейлор сидели в обитой деревянными панелями комнате; плескавшаяся за окошком вода отражала бледный свет зимнего солнца. Перес принес из кухни полный кофейник, чтобы надолго хватило, но кофе осталось буквально на донышке, да к тому же он остыл. Поднос с кофейником и двумя кружками стоял на полу, а на низеньком журнальном столике поместились только блокнот и большой лист бумаги — раскадровка фильма Кэтрин. А еще — мятый чек из супермаркета.

Юэн Росс принес все это в полицейский участок прошлым вечером. Он отправился туда прямо из библиотеки, где снимал себе копии. «Я лучше разбираю ее почерк. Вдруг что-нибудь да пойму». Лист бумаги и блокнот лежали в прозрачной папке-конверте формата А4 — Юэн держал ее осторожно, на вытянутых руках, как будто это была бомба. Придя в участок, он настоял на том, чтобы вручить материалы инспектору лично.

Когда Тейлор взял чек, Пересу невольно захотелось выхватить клочок у него из рук — они выглядели такими большими и неуклюжими, что, казалось, повредят тонкую бумагу, а чернила на обороте и без того начали выцветать. Тейлор изучил надпись: «Катриона Брюс. Страсть или ненависть?» Потом перевернул, разглядывая лицевую сторону.

— Дата — январь, четвертое число, время — десять пятьдесят семь, — поспешил сказать Перес, с трудом сдерживаясь. Он надеялся, что Тейлор, узнав все, что нужно, оставит клочок бумаги в покое. — Покупки: овсяное печенье, молоко, чай, крекеры, дешевые свиные сосиски, пирог с мясной начинкой — одна порция, две банки консервированного горошка, две банки консервированной фасоли, нарезанный батон белого, имбирный пирог, бутылка виски. Я был у Магнуса дома…

Был, и не раз. Он заходил домой к старику на следующий день после ареста — забрал старую, скрипучую клетку с вороном и отвез в Данросснесс — той самой женщине на попечение. Однако сослуживцам рассказывать не стал: они и так считали, что у него с мозгами проблемы. Но не мог Перес обречь птицу на голодную смерть, как не мог и размозжить ей голову об стену. Он снова сосредоточился на покупках, перечисленных в магазинном чеке.

— Так вот, в холодильнике у него лежали эти самые сосиски и пирог, в буфете — банка фасоли. Еще одну, пустую, я нашел в мусорном ведре…

— Понял, понял, — перебил его Тейлор. — Значит, это чек Магнуса. — И наконец положил чек на стол.