Максим достал ключ, открыл абонентный ящик под номером девять и достал шесть конвертов. Пять он сунул в карман, а шестой положил на место. Заперев ящик, он покинул помещение.

Сидевший за столом мужчина перелистывал каталог подписки на следующий год. Как только Максим вышел из здания, он достал рацию из кармана и, нажав кнопку, сказал:

— Третий, я шестой. Парень в черной куртке с короткой стрижкой.

— Понял. Оставайся на месте. Мы его видим.

Максим сел в машину и тронулся с места. С противоположной стороны отъехали «Жигули» седьмой модели. Машина развернулась в неположенном месте и поехала за «мерседесом». Максим обладал острым чутьем, не любил неординарные изменения, происходившие вокруг того места, где он находился. Он не верил, что за ним могут устроить слежку, но береженного Бог бережет. Если эта колымага сделает за ним два поворота, то придется от нее оторваться. Максим свернул в переулок.

«Фольксваген» Добрушина подъехал к почте десятью минутами позже. Он даже останавливаться не стал. У здания почты прогуливался лейтенант из дежурной части, одетый в штатское. Добрушин знал всех оперативников и даже архивариусов, работающих в районе. И лейтенанта этого знал. Ему было известно, что лейтенант живет в центре и здесь ему делать нечего.

Отъехав полквартала, Добрушин заехал во двор, оставил машину, перешел дорогу и обследовал дом на противоположной стороне. После тщательной разведки он подошел к ребятам, играющим в баскетбол на площадке, и подозвал парнишку лет четырнадцати, сидевшего в запасных.

— Тебя как зовут?

— Сергей.

— Ты в этом доме живешь?

— В этом.

— Полтинник заработать хочешь?

— Смотря за что.

— За риск, требующий мужского характера.

— Шутишь, дядя.

— Слушай меня внимательно. Эти подъезды сквозные. С улицы заходишь, во двор выходишь. Полтинник я даю тебе сразу, после дела получишь еще один. Бегаешь ты быстро, по длинным ногам вижу. Сыграем в эстафету. Вот тебе ключ от девятого ящика на почте. Войдешь — сразу справа, второй в верхнем ряду. Открываешь, берешь письма, выходишь на улицу и даешь газу. Рви во весь опор. Добегаешь до первого подъезда, набираешь код, захлопываешь за собой дверь, выскакиваешь во двор, прошмыгнешь в третий подъезд, отдашь мне письма, и домой. До вечера во двор не выходишь, но сотня остается в твоем кармане.

— Годится. Только я живу в шестом подъезде. Там меня и ждите.

— Договорились.

Сержант продолжал отсиживать задницу на жестком стуле. Он решил, что работа закончена, но ему приказали оставаться на месте. Больше всего его поразил новый абонент девятого ящика — мальчишка. Дворовый парень мелькнул перед глазами и исчез. Он так быстро вошел, открыл ящик, схватил письмо и пропал, что наблюдатель не сразу сообразил, что ему делать. Пока он доставал рацию, момент был упущен. Парню и бежать не имело смысла. Когда лейтенант получил сообщение по рации, никого вокруг не было.

Добрушин взглянул на конверт.

— Что, только одно письмо?

— Только одно.

— Странно. Ладно, дружок, вот тебе вторая половина. До вечера ни шагу из дома.

— А за мной никто не гнался.

— Это не имеет значения. Ты же не хочешь, чтобы тебя узнали и отняли деньги.

— Вопросов нет.

— Я сразу понял, что ты мужик с головой. Будь здоров.

Добрушин сунул ключ и письмо в карман и покинул убежище.

Через пять минут он остановил машину возле почты и направился в отделение. Проходя мимо лейтенанта, он кивнул ему. Тот ответил.

Сержанта майор заметил не сразу и прямиком направился к нему. Подсев рядом, Добрушин спросил:

— Клюет рыбка?

— Дважды. Второго упустил. Пацан какой-то попался. Я обалдел от неожиданности. И первый тоже на Калгана не похож. Я очень хорошо запомнил его рожу. Горелов мне его фотографию показывал.

— А с чего вы взяли, что Калган сам на почту будет ходить? Ты думаешь, он такой простачок?

— А если он такой умный, то почему абонентный ящик на свое имя оформил? Мы с Гореловым вчера договор его видели на аренду.

У Добрушина едва ноги не отнялись. Об этом он вовсе успел позабыть. Ведь это он арендовал ящик, оплатил его и подписал договор. Но при чем тут Калган? Бред какой-то!

— Послушайте, сержант, а может, у вас галлюцинации?

— Нет, товарищ майор. Горелов даже подпись сверял. На протоколах сохранились росчерки Калгана. Точно. Это он оформлял ящик на свое имя. И в газете давал объявления под своим именем. Либо слишком наглый, либо думает, что среди нашего брата одни козлы работают.

— Однако сам не пришел.

— Страхуется, но у Горелова есть еще одна задумка. Какая, не знаю, но он его заманит в капкан.

— Палыч парень головастый.

— Я тоже так думаю.

— Ну ладно, бди. Я тут мимо проходил и решил глянуть, как дела. Честно говоря, и не предполагал, что рыбка клюнет. А тут целый аквариум плещется.

Добрушин встал и вышел из здания почты. У него голова шла кругом, и в какой-то момент ему показалась, что у него поехала крыша.

Он сел в машину и двинулся к винному магазину. В этом случае водка отрезвляет.

Горелов не думал о водке, он думал совсем о другом и ни с кем из сотрудников советоваться не хотел, кроме начальника райотдела.

Сидя перед Саранцевым в его прокуренном кабинете, Горелов говорил тихо и с волнением.

— Понимаете, товарищ полковник, я не хочу наводить тень на плетень, но утечка информации имеет место. Впервые я понял это, когда у меня побывал свидетель, а вечером того же дня его убили. И убил тот самый Роман, о котором рассказывал старик. Теперь нам доподлинно известно, что Калган вылавливает женщин по объявлениям. И работает он в нашем районе. И ящик абонировал на нашей почте. Чем-то мы его спугнули. Теперь он убирает сообщников. Игорь Косых и Иван Радько работали на него. Конечно, речь идет о предварительной версии, но Калган в курсе расследования. И кто-то из наших выносит сор из избы, который становится достоянием Калгана.

— Кто виноват?

— Пока у меня нет стопроцентных доказательств, я не могу порочить имена достойных людей. Но это уже не вопрос. Максимум через неделю я объявлю это имя на утренней оперативке и выложу на стол доказательства. А пока позвольте мне действовать по собственному усмотрению.

— Действуй, Палыч. Только я твоим басням не верю. Я своих людей знаю как облупленных. И знаю, кто на что способен. Взятки, укрывательства — это мелочи. С этим везде свыклись. Но пособничество особо опасному преступнику — дело серьезное.

— Поэтому я хочу сто раз отмерить и один раз отрезать.