— У вас что же, какие-нибудь сигналы есть? — опасливо поинтересовалась Мальвина Серафимовна и многозначительно заверила: — Кому-кому, а мне можете спокойно сообщить.

— Есть сигналы, есть, — туманно согласился Игорь. — И очень серьёзные.

— Ах, боже ты мой! — всплеснула пухлыми ручками Мальвина Серафимовна. — Ну, конечно! Как это я сразу не догадалась!

Они беседовали в маленьком кабинетике заведующего. За тонкой фанерной стенкой, обклеенной всякими объявлениями, графиками и плакатами, замерший цех словно прислушивался к их разговору. И Мальвина Серафимовна, понизив голос чуть не до шёпота, доверительно спросила, вся трепеща от волнения:

— Боже мой, неужели Семён Прокофьевич арестован? Хотя… — Она в нерешительности умолкла. — Вы же не ОБХСС… Ничего не понимаю.

— Почему вы решили, что он арестован? — сухо спросил Игорь. Всё ему тут не понравилось, всё вызывало подозрение и недоверие.

— Так ведь две недели его нигде нет, — взволнованно ответила Мальвина Серафимовна.

— Что ж вы в милиции не поинтересовались?

— И без того было ясно, — многозначительно вздохнула Мальвина Серафимовна. — Ждём вас со дня на день. Хотя не вас.

— А что же начальство ваше?

— Ничего. Молчит.

— Но оно в курсе, что Семён Прокофьевич пропал?

— Само собой, а как же.

— И запросы делали?

— Вот не знаю, ей-богу. Да они уже знают, как тут поступать. Не первый случай.

— Ну а дома тоже не волнуются?

— Да мы-то как раз и волнуемся. А дома… С Ларисой Васильевной он недавно развёлся. Собственно, этого надо было давно ждать, — как-то загадочно усмехнулась Мальвина Серафимовна. — Имущество разделили, детей нет. Живут, словом, отдельно теперь.

— Выходит, Семён Прокофьевич один жил?

— Один, один. Вы разве обыск у него не делали? — с затаенным сочувствием поинтересовалась Мальвина Серафимовна, и выразительные глаза её чуть затуманились.

— При чём тут обыск, — сердито пожал плечами Откаленко. — Семён Прокофьевич убит. Как раз две недели назад.

— Убит?! — ахнула Мальвина Серафимовна и прижала пухлую ладошку ко рту. — Быть этого не может!

— Оказывается, может.

— Господи, да кто же его?

— Вот и расследуем, — Игорь заставил себя смягчить тон. — У вас, например, какие-нибудь подозрения на этот счёт есть? Были у него какие-нибудь враги или ссоры?

— Ну, я не знаю… На кого же тут подумаешь… — ошеломлённо произнесла Мальвина Серафимовна, вытаскивая из кармашка синего халата сигареты.

Дрожащими, непослушными пальцами она несколько раз слишком торопливо и нервно, а потому и безуспешно щёлкнула зажигалкой. Игорь с усмешкой отобрал у неё зажигалку. Закурив наконец, Мальвина Серафимовна постепенно пришла в себя. И тут мысли её заработали в ином направлении.

— Я вам так скажу, — доверительно произнесла она, снова понижая голос. — Это, конечно, трагедия, я понимаю. Но цех вздохнёт.

— В каком смысле?

— Ах, теперь уже можно сказать, — махнула рукой Мальвина Серафимовна. — Мы же все просто стонали. Поборы с мастеров устраивал знаете какие? За всё, буквально за всё. Место поближе к окну, отгул, ребёнка в детсад. А то…

— Значит, враги у него были?

— Ещё бы! То есть… — она словно споткнулась. — Не такие, конечно, чтобы убивать.

— Он из Лупановки ехал, когда это случилось.

— Ну да, да, с болота, — подхватила Мальвина Серафимовна, и глаза её оживились. — Он там член правления… был. Тоже хлебаем с этим болотом горя пополам с радостью. Сама там состою. И ещё двое наших, самые старые мастера, Клинкин Иван Иванович и Шафран Илья Зиновьевич.

— А почему горя хлебаете? — поинтересовался Игорь.

— Так ведь как дело было, — со вкусом начала Мальвина Серафимовна, ручкой разгоняя сигаретный дым. — Весной ещё попались нам шабашники, бригада, и ребята вроде ничего, приличные. А бригадир там вообще… Решили мы с Генкой нашим не связываться, с волком с этим. Ну, собрал этот бригадир деньги с нас, с кого тысячу, с кого полтыщи, а с кого и две, расписки по всей форме выдал, копать было начали, а потом — раз! — и нет их. — Голос Мальвины Серафимовны дрогнул, и на огромных, чистых глазах навернулись слёзы.

— Ну, найдут, — утешил её Игорь. — Прокурору-то заявили?

— А что нам с того, что этого дурака в тюрьму посадят? И будет он нам десять лет по полтора рубля присылать, — зло ответила Мальвина Серафимовна и ожесточённо размяла в пепельнице окурок сигареты. — А всё от беспорядков наших. Сбили его эти деньги, левые, шальные. И жена, видать, дура, не удержала. О господи! Откуда мне теперь эти полторы тысячи взять? Клиентов обманывать? Вон наш Семён Прокофьевич дообманывался.

— При нём большие, видимо деньги были, — сказал Игорь. — Откуда бы им взяться, как думаете?

— Так он же вроде кассира был, — охотно пояснила Мальвина Серафимовна. — Вот и вёз, наверно. Общественные.

— Это вроде «чёрной кассы», что ли?

— Вот-вот. Без неё-то не обойтись. Сами небось понимаете. И сами боретесь. Обязаны, я понимаю. Одним словом, парадокс нашей жизни, — использовала она явно чьё-то чужое выражение.

Игорь усмехнулся. Но решил эту скользкую тему не продолжать, а вернуться к делу и с сомнением спросил:

— Но откуда ночью он мог везти такие деньги? Кассу свою он ведь там не держит?

— А кто его знает. У него там уже дом стоит. А потом, мог в тот день с пайщиков собрать всякие взносы.

— Много тысяч вёз, — покачал головой Игорь.

— Ну и что такого? У нас пайщиков-то чуть не двести пятьдесят. И каждый сколько вносит? — Мальвина Серафимовна тяжко вздохнула. — Верно кто-то у нас сказал, последнюю рубашку закладываем. Как в старину на храм божий собирали. Но зато свой домик будет. — Она усмехнулась. — Храм на болоте, представляете?

— Ну и что за эти поборы вы получаете?

— Какие поборы? — вдруг насторожилась Мальвина Серафимовна, неожиданно сообразив, с кем она позволила себе разоткровенничаться. — Это складчина, вот и всё.

— И что вам это даёт? — повторил свой вопрос Игорь, и в тоне его чувствовалась искренняя и совсем не служебная заинтересованность.

— Ну как что? Зато хоть строимся, всякий там материал завозят. И шабашники, я так скажу, в основном честные попадаются. Это мне вот так повезло: на жулика налетела. Ну а что делать? Как искать? — Она сердито посмотрела на Игоря, и в больших её глазах стоял немой укор, словно Игорь был виноват в её неудаче. — Тоже парадокс: строить разрешают, а строить некому. Что хочешь, то и делай.

— М-да, — неопределённо произнёс Игорь, про себя вполне соглашаясь со своей собеседницей, но не считая возможным произнести это вслух.