Мы подняли погибшего молодого человека и положили его на рояль. Я поискал веревку, но она была слишком коротка, чтобы привязать тело к инструменту. Один мужчина снял свой тюрбан и размотал его. Затем за запястья привязал тело погибшего товарища к роялю, пропустив тюрбан под инструментом.

Потом он протянул его еще раз снизу и обвязал одну ногу. Вторую закрепили короткой веревкой. Голова свешивалась на клавиатуру, длинные волосы развевались по клавишам, все еще связанные в небольшой пучок. Хорошо, что нам нашлось чем привязать тело: всех пугало, что оно будет скатываться с инструмента во время движения. Если бы один из носильщиков не предложил свой тюрбан, не знаю, как бы мы справились с этой задачей. Честно говоря, мне это тоже пришло в голову, но для шана расстаться при жизни с тюрбаном — страшная угроза. Не знаю, что предписывали им обычаи в подобном случае.

И вот мы снова тронулись в путь. Я занял место молодого человека на левой стороне носилок, и почувствовал, что мои спутники испытали определенное облегчение, потому что, как я и подозревал, по их суеверным представлениям, это место считается проклятым. По моим расчетам, если бы мы продолжали двигаться в том же темпе, мы достигли бы Маэ Луин за четыре дня, а за это время тело успело бы серьезно разложиться. Поэтому я решил про себя, что мы будем двигаться и ночью, но пока не стал сообщать об этом решении: они и так изрядно пали духом после смерти товарища. Так я стал частью этой трехцветной „фотографии“. Наш друг покоился сверху на фортепиано с раскинутыми руками. Лошадь мы теперь привязали сзади, она не спеша шла за нами, общипывая листву с деревьев.

Последующие часы были одними из самых ужасных в моей жизни. Мы шли, сгибаясь под тяжестью ноши. Носилки натирали нам плечи. Я попытался справиться с этим, сняв рубаху и подложив ее между плечом и носилками, но это мало помогло, кожа быстро стерлась и начала кровоточить. Я испытывал неподдельную жалость к своим товарищам — они за все это время не попросили ни о чем, чтобы облегчить свои усилия, а я видел, как стерты их плечи.

Чем дальше, тем становилось труднее. Одному из передних носильщиков приходилось нести в одной руке саблю, чтобы расчищать путь. Рояль цеплялся за лианы и ветки деревьев. Несколько раз мы чуть не упали. Тело молодого человека начало коченеть, поэтому, когда оно перемещалось по крышке рояля, ткань, которой были привязаны руки, натягивалась, и создавалось впечатление, что он сознательно пытается освободиться, если, конечно, не обращать внимания на открытые пустые глаза.

В тот же вечер я сказал, что нам нужно идти и ночью. Это было нелегкое решение, я сам чувствовал, что с трудом передвигаю ноги. Однако они не стали протестовать. Вероятно, они так же, как и я, опасались того, что мертвец начнет разлагаться. И вот, после короткого перерыва на ужин, мы снова взвалили рояль на плечи. Нам повезло: стоял сухой сезон, небо было чистым, полукруг луны хоть как-то освещал наш путь. Но когда мы сгустились в самую глубину джунглей, здесь мы оказались в полной темноте и начали постоянно спотыкаться. У меня был один небольшой фонарь, я зажег его и укрепил за свисающий конец ткани, которой была обвязана нога мертвого. Нижняя часть рояля теперь была освещена, и стало казаться, будто он плывет.

Мы шли двое суток без перерыва. Под вечер передний носильщик с радостью, прорывающейся сквозь крайнюю усталость, воскликнул, что видит за деревьями берег Салуина. Эта новость так обрадовала нас, что наш груз показался нам не таким тяжелым, как раньше, и мы даже ускорили шаг. На берегу на той стороне нас увидел стражник, его так поразило наше появление, что он со всех ног бросился по тропе к лагерю оповестить о нашем прибытии. Мы опустили рояль на илистый берег и рухнули рядом.

Вскоре на том берегу собралась кучка людей, они погрузились в плоскодонку и переплыли к нам. Их ужас перед мертвецом умеряло лишь то обстоятельство, что всех нас не постигла та же участь. Они давно боялись, что все мы мертвы. После долгих споров двое поплыли обратно и вернулись с еще одной плоскодонкой. Обе плоскодонки связали, а сверху погрузили рояль и тело юноши. Так мы и переправили рояль через Салуин. На этом импровизированном плоту оставалось место лишь для двоих, поэтому я наблюдал за переправой с берега. Действительно, это было странное зрелище — фортепиано, качающееся на волнах посреди реки, двое людей, скрючившихся под ним, и тело третьего, раскинувшееся сверху. Когда они опускали рояль на берег, с мертвым телом на нем, эта сцена напомнила мне „Снятие с креста“ ван дер Вейдена. Этот образ навсегда останется запечатленным в моей памяти.

Так и завершилось наше путешествие. Молодого человека похоронили, а затем, спустя два дня, был устроен праздник в честь „прибытия“ рояля. Тогда я и сыграл на нем для местных деревенских жителей. Но, к сожалению, инструмент уже был расстроен. Я собирался решить эту проблему самостоятельно. Рояль временно поместили в амбар, и мы начали поспешно возводить для него специальное помещение. Но эта история для следующего отчета. Майор медицинской службы Энтони Дж. Кэррол.»

Эдгар задул свечу и откинулся на подушку. В комнате было прохладно. Снаружи ветви деревьев скребли по тростниковой крыше. Он старался заснуть, но не мог: его преследовали образы того, о чем рассказывал в своем письме доктор, воспоминания о собственном путешествии, о сожженных полях и густых джунглях, о нападении дакоитов, размышления о том, как давно он покинул родину. Наконец он открыл глаза и снова сел. В комнате было темно, сквозь москитную сетку смутно различались предметы обстановки.

Он снова зажег свечу и взял в руки письмо. Колеблющийся огонек отбрасывал его тень. Он начал перечитывать написанное доктором, размышляя, может быть, стоит послать это Кэтрин вместе со следующим своим письмом? Эдгар пообещал себе, что скоро его напишет.

Свеча погасла, когда Эдгар дошел до того места, где «Эрард» двигался через плато.

Наутро он проснулся. Письмо так и оставалось лежать у него на груди.

Эдгар не стал утруждать себя бритьем и умыванием, он быстро оделся и отправился прямо в дом, где находился рояль. Но у самых дверей он передумал и решил, что надо все-таки вначале поздороваться с доктором, поэтому поспешил по лестнице вниз, к реке. На полпути он встретил Нок Лека.

— Доктор завтракает у реки?

— Нет, сэр, сегодня нет. Сегодня утром он уехал.

— Уехал? И куда же?

— Я не знаю.

Эдгар почесал в затылке.

— Странно. И он ничего тебе не сказал?

— Нет, мистер Дрейк.

— И часто он так уезжает?

— Да. Очень часто. Он — важная персона. Как князь.

— Князь... — Эдгар помолчал. — И как ты думаешь, когда он вернется?

— Не знаю. Он мне не говорит.

— Ну, тогда... Он не просил мне ничего передать?

— Нет, сэр.

— Очень странно... Я подумал...

— Он сказал, что вы весь день будете заниматься роялем, мистер Дрейк.

— Да, конечно, — Эдгар снова помолчал. — Ну ладно, тогда я пойду работать.