Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Эти дерзкие набеги спасли осажденных испанцев от голодной смерти. Хотя они и имели огромный успех, они были расчетливо рискованными и чуть ли не гибельными. Как только Манко узнал, что лучшие кавалеристы покинули город, он ускорил свою мобилизацию. Испанцы, оставшиеся в Куско, с тревогой узнавали о передвижениях врага. Гонсало Писарро отправился в ночную разведку, чтобы захватить пленных, у которых под пытками можно было бы получить информацию. Он с 18 всадниками въехал на плато к северу от города и, сам того не ведая, проехал в темноте между двумя большими частями армии Манко. Испанцы заночевали, разделившись на два небольших отряда под командованием Гонсало Писарро и Алонсо де Торо. Когда занялась заря, они обнаружили, что стоят лицом к лицу с врагом: перед Торо стоял контингент из северной части империи, а перед Писарро — отряд лично набранных Манко рекрутов, самые лучшие воины его армии. В ходе непрекращающегося боя испанские кавалеристы вскоре поняли, что им нужно попытаться скрыться в Куско, но у индейцев на этот раз было преимущество. Они измучили людей Писарро непрерывной схваткой. Храбрые индейцы хватали испанских лошадей за хвосты, в то время как наездники пытались освободиться, нанося им удары мечом. Испанцы продвигались шаг за шагом через скопление индейцев и были на грани изнеможения. Их спасли индейцы-союзники; некоторые из них добежали до города, чтобы предупредить Писарро об отчаянном положении, в которое попал его брат. Эрнандо срочно принял меры — собрал жителей города, а затем выехал со всеми оставшимися в Куско кавалеристами: всего их было 8. Они трусцой и галопом проскакали 3 или 4 мили до места схватки. Они рассеяли индейскую армию своей неожиданной атакой. Одновременно подъехали и люди Торо, так что испанцы получили возможность вернуться в город, измученные и сильно потрепанные.
По всеобщему мнению, это был самый тяжелый момент в жизни осажденных горожан. В один прекрасный день индейцы возобновят свои атаки на город и обнаружат, что у его защитников мало продовольствия, что их лошади ранены, а значительная часть боеспособных солдат отсутствует, отправившись в кунти-суйю. Испанцы отреагировали на такую критическую ситуацию характерным для них образом: они решили собрать всех здоровых лошадей и напасть той самой ночью на стягивающиеся силы индейцев. Объектом нападения были личные воинские части Манко, цвет его армии. Атака застала их врасплох. Гонсало Писарро перехватил большое количество индейцев, когда они пересекали равнину между двумя горами, и перебил их с особой жестокостью «в одном из самых зрелищных боев, виденных когда-либо». Эта вылазка закончилась тем, что его кавалеристы, заехав на лошадях в озеро Чинчерос, кололи копьями барахтающихся в воде индейцев, как рыбу. Эрнандо Писарро столкнулся с отрядом лесных лучников из охраны Инки и уничтожил их всех, несмотря на раны, которые они нанесли своими стрелами его коню и коням других испанцев. Испанцы вновь захватили инициативу в свои руки и, деморализовав отряды личной охраны Манко, лишили индейцев возможности напасть на них. Чтобы закрепить свою победу и нанести удар по психологии противника, они опять отрубили кисти рук у сотен пленников на площади в Куско.
Осада зашла в тупик. У осажденных было достаточно провизии, чтобы пережить сезон дождей, но они были слишком слабы, чтобы прорваться сквозь окружение. Люди Манко убедились, что ударами в лоб им не захватить Куско. Очевидно, они надеялись поймать испанцев в ловушку в ходе какой-нибудь военной операции и «ждали весну (1537 года), чтобы собрать более мощную армию и завершить изгнание испанцев». Но они не достигли главной цели восстания: уничтожить захватчиков в столице империи».
Пока события в горах временно находились в тупике, равновесие сил в Перу изменилось в пользу испанцев благодаря прибывшему по морю пополнению. Первый посланец Писарро задержался на три месяца, собирая людей и снаряжая корабли в Панаме. Поэтому отчаявшийся губернатор послал в конце сентября Хуана де Беррио со своими аккредитивами и дальнейшими мольбами о помощи. Старый Франсиско де Баррионуэво написал из Панамы в Испанию письмо в своей обычной грубой манере: «Беррио говорит, что в Лиме полно бесполезных людей: одни из них ранены, другие больны, третьи изнежены и слабы — и нет мужчин, которые могли бы выйти против индейцев… Кто действительно нужен, так это мужчины, которые смогут выдержать испытания и голод! Там полно неженок!» Более отважные мужчины стали прибывать к Писарро к концу 1536 года. Собственные люди Писарро вернулись с побережья Эквадора, и приехал Алонсо де Альварадо с 80 конниками из своей экспедиции к индейцам-чачапояс. Другие испанские губернаторы тоже отреагировали. «Педро де лос Риос, брат губернатора, находившийся в Никарагуа, приплыл на большом галеоне с людьми, лошадьми и оружием». Великий Эрнан Кортес прислал из Мехико «на одном из своих кораблей под командованием Родриго де Грихальвы много оружия, боеприпасов, конской сбруи, шелковых тканей и шубу из куньего меха». Гаспар де Эспиноза, губернатор Панамы, прислал людей из Панамы — Номбре-де-Дьоса и Истмуса. В сентябре председатель Аудиенсии — судебной администрации в Санто-Доминго на острове Эспаньола — прислал своего брата Алонсо де Фуэнмайора с 4 кораблями, на которых приплыли сотня кавалеристов и 200 пехотинцев.
Когда второе воззвание Писарро достигло островов Карибского бассейна в ноябре, с Эспаньолы отплыли еще 2 корабля, а председатель Аудиенсии написал: «Наша помощь на настоящий момент составляет 400 испанцев, 200 испаноговорящих негров, которые очень хороши в бою, и 300 лошадей». Но этот, вызывающий чувство гордости, отряд зря потратил три месяца в попытках приобрести корабли на Тихоокеанском побережье и достиг Перу не раньше середины следующего года. Хуан де Беррио, наконец, навербовал 4 корабля добровольцев, но не сумел прибыть в Перу раньше февраля 1537 года. Даже королевская власть в Испании отозвалась на призывы Писарро: в ноябре королева отправила капитана Перансуреса с 50 аркебузьерами и 50 арбалетчиками. Инка Манко пытался изгнать захватчиков, которых поддерживали ресурсы огромной империи, и он не мог надеяться на успех, столкнувшись с ее объединенными усилиями.
Инка Манко надеялся вновь собрать свою огромную армию для новой попытки захватить Куско после сезона дождей в 1537 году. Но теперь он уже действовал не на пустом месте: две мощные армии испанцев шли на выручку городу.
К северу от Перу просьбы Франсиско Писарро о помощи привлекли достаточно добровольцев, чтобы организовать ошеломляюще мощную экспедицию в горы. Губернатор был пессимистично настроен относительно шансов своих братьев остаться в живых в Куско, но ему нужно было заново завоевывать Перу. Главнокомандующим этой спасательной экспедиции был Алонсо де Альварадо, который был отозван из своего колонизаторского похода на индейцев-чачапояс на северо-востоке Перу. 8 ноября 1536 года он вышел из Лимы с отрядом в 350 человек, среди которых были превосходно экипированные всадники (более 100 человек) и 40 арбалетчиков. Индейцы под командованием Иллья Тупака храбро пытались не допустить продвижения вперед этого сильного отряда. Когда он углубился в горы в 25 милях к востоку от Лимы, у испанцев произошло «чрезвычайно жестокое сражение с индейцами». Солдат по имени Хуан де Туруэгано написал своему другу в Севилью: «Христиане захватили живьем в плен 100 индейцев и 30 из них убили. Некоторым пленным они отрубали руки, другим отрезали носы, а у женщин — груди. Затем они отправили их назад, к своим, чтобы все, кто собирался продолжать восстание, увидели, что они тоже могут попасть под нож». Алонсо де Альварадо использовал ту же самую тактику нанесения увечий, что и Эрнандо Писарро в Куско: такая тактика запугивания была самым последним психологическим оружием испанцев. 15 ноября снова произошел бой с индейцами на перевале Ольерос, но колонна Альварадо проследовала в Хауху. Осторожный военачальник задержался там на месяц в ожидании других сил подкрепления. Проводя время в Хаухе, он занимался грязными делами: вымогательством, пытками индейцев с целью получения сведений об испанцах в Куско, а также сгонял в Хауху носильщиков, которые заменили бы индейцев из прибрежных районов, умерших от холода во время перехода через Анды.