К апрелю 1920 г. курс бумажных рублей ВСЮР упал по сравнению с довоенным курсом рубля более чем в 500 раз. В течение весны – осени 1920 г. падение курса продолжалось, что обусловливалось целым комплексом как объективных экономических факторов, так и субъективным психологическим – неверием в конечный успех армии Врангеля.

С апреля по октябрь в обращение было выпущено более 150 млрд руб., не обеспеченных ни золотым запасом, ни произведенной товарной массой.

Инфляция ускорялась также скупкой и вывозом из Таврии золота и драгоценностей потерявшими веру в успех белых и покидавшими Крым предпринимателями и помещиками».[76]

В конце августа 1920 г. в Севастополь из Англии были доставлены новые денежные знаки на сумму 20 млрд рублей и печатные станки для их изготовления, заказанные, кстати, еще в 1919 г. Деникиным. Карпенко пишет: «Планировавшаяся реформа была прежде всего скрытым способом экспроприации населения, поскольку неминуемо должна была вызвать новое повышение цен. Вместе с тем она сильно задевала интересы предпринимателей, ограничивая свободу коммерческих операций, и вообще имущих слоев, поскольку неизбежно лишила бы их значительной доли накопленных средств».[77]

Главным же была необеспеченность этих денег. У Врангеля не было ни товаров, ни валюты. Однако барону не удалось пустить в оборот большую часть этих денег. Цены на продовольствие в Крыму с апреля по октябрь 1920 г. поднялись в среднем в 16—20 раз, на промышленные товары – в 15—20 раз, на топливо – в 50 раз. Таким образом, прожиточный минимум семьи из трех человек составлял: в марте – 23 тыс. руб., в апреле – 61 тыс. руб., в мае – 150 тыс. руб., в июне – 144 тыс. руб., в июле – 152 тыс. руб..[78]

Зато в Крыму процветало свыше 80 частных банков, занимавшихся в основном спекуляциями на падении курса рубля.

Основными доходными статьями бюджета были прямые и косвенные налоги. Врангель боялся повышать прямые налоги в соответствии с инфляцией и не пытался выбить из населения, и прежде всего с крестьян, многочисленные недоимки, накопившиеся за годы Гражданской войны, поскольку это могло вызвать взрыв недовольства. Но врангелевское правительство установило регрессивное налогообложение: ставки прямых налогов с населения были повышены более чем в 10 раз, а налог с капитала и процентный сбор с прибыли предпринимателей – всего в два раза.[79]

Но повышение прямых налогов результатов не дало. Крестьяне, рабочие и обыватели уклонялись от уплаты налогов власти, в долговременность которой не были уверены. А промышленники и торговцы под разными предлогами и за счет махинаций и раздач взяток платили значительно меньше положенного.

В такой ситуации правительство и Управление финансов основной упор сделали на повышение ставок косвенного налогообложения. Управление финансов пыталось обложить акцизом весь торгово-промышленный оборот предметов широкого потребления – спиртные напитки, табак, сахар, соль, чай, кофе, а также повышало стоимость патентов и бандеролей на производство и торговлю. По сравнению с 1917 г. ставки акцизов повысились в 300—400 раз и достигли 30 % стоимости товаров.[80]

Каюсь, я опять привожу слишком много цифр, не интересных значительной части читателей. Но как быть, когда историки-образованцы XXI века предлагают России в виде образца экономические реформы гениального барона!

А была ли свободная торговля в Крыму? Торговля была, но назвать ее свободной язык не поворачивается. Врангель регулярно издавал грозные приказы против спекуляции. Он внес изменения в деникинский закон от 4 ноября 1919 г. о борьбе со спекуляцией, а именно: повысил награду тем, кто обнаружит спекулянтов, с 5 до 50 % конфискованного имущества. Но Государственная стража, получавшая от спекулянтов хорошие взятки, смотрела на их махинации сквозь пальцы, эпизодически вылавливая всякую мелочь – мальчишек на базарах, уличных торговцев вразнос и т. п. Зато Государственная стража с удовольствием хватала зажиточных крестьян, привезших продукты на продажу, с целью вымогательства.[81]

Официальная пресса упрекала предпринимателей и торговцев за спекуляцию, нежелание помочь армии, стремление «отсидеться в партере» и «отказ от классового достоинства». На страницах черносотенных газет раздавались истеричные призывы выгнать буржуазию, окопавшуюся в глубоком тылу под предлогом «работы на оборону», на фронт. Дескать, довольно ей «работать на оборону», пускай «поработает на наступление».[82]

«Офицеры действующей армии компенсировали нехватку жалованья грабежом крестьян, причем некоторые вывозили награбленное продовольствие в тыл и спекулировали им. Среди офицеров тыловых учреждений широко распространилось казнокрадство, а среди младшего комсостава тыловых частей – работа по найму, чаще всего грузчиками. Голодавшие в крымских городах семьи офицеров и чиновников, интеллигенция и беженцы несли на рынки остатки имущества и меняли его на продовольствие. Когда менять было уже нечего, жены фронтовых офицеров шли на панель, попадая в разряд “мамзелей Лирских” – средней дороговизны проституток, бравших плату турецкими лирами. И это порой заканчивалось самоубийствами – жен в тылу и мужей на фронте.

Рост цен и бестоварье, разорение и безработица подтолкнули рост уголовной преступности. Вооруженные банды из люмпен-пролетариев, разорившихся мелких хозяйчиков и дезертиров терроризировали население. Наибольшей организованностью и жестокостью отличались банды из разложившихся офицеров. Крымские города стонали от убийств и вооруженных налетов с целью ограбления, которые стали обычным делом. Государственная стража, чины которой разбегались из-за низкого жалованья и страха за свою шкуру, оказалась бессильна против уголовщины, предпочитая не замечать ее “подвигов” или входить с ней в долю».[83]

Врангель то вводил государственную монополию на торговлю хлебом, то отменял ее. То разрешалась свободная торговля с «вольным городом» Батумом, то вводились специальные разрешения на товары, ввозимые или вывозимые оттуда.

Наконец, Врангель даже не пытался решать национальные проблемы с крымскими татарами, с кубанскими казаками, с грузинами и т. д. Национальная политика была заменена пустыми декларациями, сводящимися к анекдоту: «Тушите свет, после разберемся».

Врангель ни на секунду не допускал и мысли о заключении мира или, по крайней мере, перемирия с большевиками. С одной стороны, это объяснялось социал-расизмом барона, ненавистью к «восставшим хамам», а с другой – желанием пограбить территории Советской России. Возможно, термин «пограбить» покоробит кого-то из нынешних поклонников Белого движения. Но сам Врангель и его генералы до мая 1920 г. ставили задачи своим частям по захвату хлеба, лошадей и другого имущества на территории «совдепии». Об этом откровенно говорилось в отчетах генералов.