— Наваждение прямо, — Озеров потряс головой. — Мы постоянно были друг у друга на виду! Когда бы он сообщил наши новые координаты Совету? Абсурд… Что же, паспорт у него попросить?

— Это все равно не имеет значения, — отмахнулась Анна. — Если Дзюба — наводчик, свою задачу он уже выполнил. Если нет — и обсуждать нечего.

— Вот я на сто процентов уверена, что Дзюба ни при чем, — Вероника стала собирать грязные тарелки. — Нормальный мужик. Спокойный, глаза не бегают. Предатели себя по-другому ведут. А у Совета и без него достаточно соглядатаев. Может, за нами кто в пути увязался и выследил, Николай Тарасович?

— Вроде нет, — сказал Иевлев, — я смотрел, хвоста не было.

— Ребята, — чуть смущенно сказал Марат Андреевич, — я уже и сам не рад, что поднял эту тему… Очень преждевременно утверждать, что Совет обнаружил нас.

— Каратели из Совета не церемонились бы, а напали, — усмехнулся Тимофей Степанович.

— А все-таки, кто тогда перегородил дорогу? — спросила Светлана. — И зачем?

— Непонятно, — согласился Марат Андреевич. — Поэтому я предлагаю расчистить завал.

— И чем быстрее, тем лучше, — добавил Луцис.

— Мы вдвоем с Кручиной за час управимся, — бодро сказал Николай Тарасович. — Тем более, у нас и «Тайга» имеется.

— А вот бензопилу я бы вам брать не советовал, — сказал Марат Андреевич. — Слишком шумный агрегат. Возьмите обыкновенную, столярную…

Взвыли собаки.

В дом, широко распахнув дверь, вбежал запыхавшийся Гаршенин:

— Ребята, тревога! — выдохнул он. — У нас гости!

Мы гурьбой бросились к длинному стеллажу, где были разложены доспехи. В круглых гнездах невысокой подставки стояли пики, цеп Анны Возгляковой и боевая коса Гаршенина.

— Что за люди? — быстро спросил я, надевая через голову тяжелый панцирь. Книга Памяти сразу перекочевала в стальной футляр.

— А пес его знает, Алексей Владимирович, — ответил Гаршенин, берясь за обитое железными полосами косовище. — Пять человек. Сюда идут. Мы, как только заметили, сразу сюда.

— Всего пять? — Марат Андреевич опоясался шашкой. — Не густо.

— Вооружены?

— Вроде нет. По крайней мере, в руках ничего такого не держат… У одного моток кабеля…

— Ремонтники?

— Разве поймешь? — с досадой сказал Гаршенин. — На них не написано. Вряд ли ремонтники. В лучшем случае — ворье, что провода на продажу режет.

— А в худшем случае — лазутчики Совета, — продолжил Игорь Валерьевич, привычно заворачивая в газету штык. — Во что они одеты?

— Обычно, по погоде. Телогрейки, сапоги кирзовые. Типичный колхоз.

— Очень подозрительно, — покачал головой Тимофей Степанович. — Ни топоров, ни лопат. Как пить дать — под одежкой ножики припрятали.

— Откуда они появились? — продолжал я расспрашивать Гаршенина.

— По дороге вышли…

— Вас с Дзюбой заметили?

— Не знаю…

— А где Дзюба?

— Остался возле ворот.

— Закрыть надо! — воскликнул Луцис.

— А зачем? — Анна вытащила из подставки боевой цеп покойной матери. — Пускай заходят. Поговорим, выясним, что им нужно…

Николай Тарасович взял с полки молот:

— Если это случайный народ, не хотелось бы их сразу пугать. А то разнесут потом молву…

Сухарев подумал и снял обшитый солдатскими пряжками бехтерец:

— Действительно, чего заранее шухер поднимать…

— Не дури, — строго сказал Кручина, — лучше накинь что-нибудь сверху. И кистень возьми. Береженого Бог бережет…

Вырин, тоже скинувший свою куртку, снова надел ее, а сверху набросил перевязь с саперными лопатками.

Гурьбой мы вывалили во двор. Возле прикрытых на одну створку ворот стоял Дзюба с кайлом на плече. Он успокаивающе помахал нам рукой.

Я смотрел на приближающихся к сельсовету людей. Они уже заметили нас и чуть сбавили ход. Гости действительно казались типичными деревенскими жителями. Они уверенно зашли во двор и сняли картузы. Впереди в длинном, почти до земли, брезентовом дождевике шагал их старшой — худощавый мужик, на вид ему было лет сорок, светлые соломенные волосы, брови и усы выгорели до седины.

— Доброго всем здоровьица, — он плутовато сощурился. — А мы тут, знаете, не первый год ходим, давненько здесь не жили, а теперь, значит, живут… — старшой вздрогнул и обернулся на стук — Дзюба закрыл вторую половину ворот, вместо засова он использовал тяжелый оглоблинский крест.

Действие произвело на гостей явно неблагоприятное впечатление. Они вдруг стали переминаться и тревожно зыркать по сторонам.

Белобрысый улыбнулся:

— Ух ты, а что же это вы на крест запираетесь? Наверное, серьезные люди. А вы, часом, не баптисты? Нет?

К воротам подтянулись Тимофей Степанович, Сухарев, Таня и Возгляковы. У ног Вероники уселась, утробно рыкая, Найда. С боков пришельцев зажали Гаршенин, Озеров, Вырин и Луцис. Я стоял в окружении Иевлева, Кручины и Дежнева. Думаю, мы производили грозное впечатление.

— Нет, мы не баптисты, — сказал я.

— А-а-а, — вроде облегченно потянул старшой. — Это хорошо… Хотя нам, по большому счету, все равно. Какая разница, кто — лишь бы человек хороший был. Правильно говорю?…

Он вдохновился сказанным и еще с полминуты разглагольствовал о хороших людях, но я уже поймал его алчный взгляд, скользнувший из-под белесых ресниц по шкатулке с Книгой, что висела у меня на груди. От нехорошего предчувствия в животе подобрались кишки. Я чуть толкнул локтем стоящего рядом Марата Андреевича. Он повернулся ко мне, и произнес неподвижным ртом: «Вижу…»

— Ну, а вы кто? — спросил я белобрысого. — С чем пожаловали?

— Это… Мы — строительный подряд. Вам ничего не нужно починить?

— Пока сами справляемся…

— Ясненько… А то бы мы помогли… И недорого…

— А вот такой вопрос, — сказал я. — Вы дорогу завалили?

— Дорогу? Не, это не мы…

— Ну и чего врать?! — взял я пришельца на испуг. — Мы же сами видели!

— Да? — удивился тот. — Хотя да, точно, мы, — он развел руками. — Лесничество требует… Деревья больные… Я просто не сразу сообразил, про какую дорогу вы говорите.

— И чего вы все побросали? Теперь же не проехать…

— Ну, убирать не наше дело. Нам только срубить приказывали… — старшой оглянулся на ворота. — А вот еще, — он нагловато осклабился. — Вы самогонкой не богаты?

— Не богаты.

— Мы же не бесплатно просим. Отработали бы. Вы не стесняйтесь, подумайте. Мы, в принципе, и за харчи поработать можем, да, хлопцы?