Как люди будут смотреть на меня или, что более важно, на нее. Но с той минуты, как Мия смогла завести со мной разговор, я увидел в ней равную себе. Как будто мы всегда были родственными душами, двумя половинками одного целого.

— Ты прибежал в больницу? — Спрашивает она, пока я взбиваю яйца.

— Да.

— Как далеко?

Я пожимаю плечами. — В паре миль отсюда. Я уже был недалеко от залива во время своей пробежки.

— Ты мог бы сначала взять такси или заехать домой переодеться. Почему тебе нужно было так быстро туда добраться?

Мое движение останавливается, когда я смотрю на нее. — Потому что я был нужен тебе. Потому что я хотел… быть там с тобой.

Она торжественно кивает, как будто довольна этим ответом. — Гарретт… кто мы такие?

Сделав глубокий вдох, я готовлю себя к ответу. Который, я уже знаю.

— Потому что я знаю, что когда я узнала о своем отце, был только один человек, которому я хотела позвонить. Один человек, в котором я нуждалась в тот момент. Итак, я думаю, что ты мой человек, но я не хочу, чтобы ты был моим, если я не твоя.

— Мия… — Бормочу я, а в голове вертятся вопросы и сомнения.

— Прошлой ночью ты сказал, что я твоя. Я просто хочу знать… было ли что-нибудь из этого настоящим.

— Это было по-настоящему, — бормочу я, как идиот, у которого не хватает словарного запаса, чтобы правильно составить полное предложение, чтобы выразить то, что я чувствую.

Она смотрит на меня с нервным выражением лица, и я отодвигаю миску, которую держу в руке, и прижимаю ладони к прохладному граниту столешницы. Я хочу подойти к ней, но сейчас не время для прикосновений. Пришло время поговорить. И у меня и так все плохо получается, так что лучше держаться на некотором расстоянии, чтобы не отвлекаться.

— Мия, у меня действительно долгое время не было отношений, и я в полном беспорядке. Ты бы согласилась на…

— Я тоже в замешательстве, Гаррет. Но если ты собираешься называть меня своей, мне нужно знать, что это так.

В глубине души я отдаленно осознаю, что сейчас самое время признаться во всем. Мне нужно признаться в том, что я Дрейк, чтобы мы могли оставить это позади. Но я все равно гребаный трус.

Для меня ирония в том, что я спрятался за профилем Дрейка, потому что это был мой барьер, чтобы я мог заполучить Мию, не позволяя ей увидеть меня настоящего. Теперь это стена, отделяющая меня от всего, чего я хочу. Хочу ли я Мию, если это означает, что эта ложь останется между нами навсегда, или я рискую потерять ее и скажу ей правду?

Перейдя на ее сторону острова, я подхожу к ней, желая прикоснуться к ее лицу, и притягиваю ее для поцелуя.

Я не могу так рисковать.

— Я твой, и я попробую, если ты хочешь.

— Обещаю, — шепчет она в ответ, нежная улыбка приподнимает уголки ее губ, когда она наклоняется для еще одного поцелуя.

Я замечаю, как ее руки сжимают меня чуть крепче, а губы задерживаются на моих чуть дольше, как будто она показывает, как сильно она этого хочет, и чувство вины снова овладевает мной.

— Нам, наверное, стоит подождать, пока мой папа выпишется из больницы, прежде чем мы скажем ему, — бормочет она мне в губы.

Я вздрагиваю. — Нет, я думаю, что больница могла бы быть удобным местом для меня”

Она смеется. — Он переживет это.

— Ну, да. Ни один из них не из тех, кто затаивает обиду. И я думаю, что это было бы действительно чертовски странно в течение долгого времени, но в конце концов они бы к этому привыкли. Мы все еще остаемся собой.

Освободившись от ее объятий, я возвращаюсь к яичнице, достаю из холодильника немного сыра и ветчины, прежде чем возобновить приготовление омлета. Взглянув на нее, я на мгновение испытываю чувство умиротворения, когда чувство вины исчезает.

Она здесь, в моей квартире, в середине дня, и я готовлю для нее, и ничего не кажется странным или неправильным, и для меня стало очевидно, что, хотя я пытался сказать, что мне не нужна девушка, похоже, это то, что я все равно получил.

Мгновение спустя я перекладываю ее омлет на тарелку и подаю ей на стол. Должно быть, у нее разыгрался аппетит, потому что она съедает каждый кусочек, и я наблюдаю за ней, и меня охватывает чувство гордости, когда она это делает.

Она зевает, пока я убираю на кухне, а когда я оборачиваюсь, ее уже нет. Я нахожу ее свернувшейся калачиком в моей постели, уже спящей к тому времени, когда я вхожу в комнату. Стоя в дверях, я смотрю, как она спит, прокручивая в голове каждое мгновение последнего месяца, которое привело к этому.

Я знаю Мию пятнадцать лет. И хотя я все это время любил ее по-своему, странным образом, между нами никогда не было ничего большего. Так долго — ничего. А потом внезапно появилось все.

Именно так.

Стоя там и наблюдая за ней, такой умиротворенной и довольной, я говорю себе, что действительно могу сделать это для нее. Я могу держать себя в руках. Я могу быть хорошим — быть счастливым. Защитить ее от тьмы, пока все это не исчезнет. Люди преодолевали и худшее.

С этими словами я забираюсь в постель рядом с ней. Когда я натягиваю одеяло, она поворачивается, прижимаясь всем телом к моей груди. Она тяжело дышит, когда я запечатлеваю поцелуй на ее лбу.

— Люблю тебя, Котенок, — шепчу я, но она не отвечает, уже слишком погруженная в свои мечты.

ПРАВИЛО № 30: МАМЫ ЗНАЮТ ВСЕ

Гаррет

Моя мама спит в кресле рядом с кроватью Пола, когда я приношу ей ужин. Уже почти девять, и поскольку Мия все еще спала, я решил, что будет безопасно ненадолго выйти, просто чтобы проверить, как дела в больнице.

— Привет, мам. — Я легонько толкаю ее в плечо, отложив сэндвич, который купил для нее в гастрономе. Она просыпается и в панике смотрит на Пола, но он все еще крепко спит.

— С ним все в порядке. Я принес тебе кое-что поесть.

— О… спасибо, милый. Как Мия?

— С ней все хорошо. Спит у меня дома. Что сказал доктор?

— О, он хорошо выздоравливает. Они хотят присмотреть за ним еще один день, так что не похоже, что завтра он отправится домой.

— Вот черт. Прости, — отвечаю