за горло и приподнимаю так, чтобы я мог прикоснуться к ее губам. Мы оба вспотели от напряжения, и наши сердца бьются так бешено, что я чувствую быстрое биение пульса у нее на шее.

— Я хочу наполнить тебя, — бормочу я ей в губы. — Я хочу, чтобы ты была так полна моей спермой, чтобы она вытекала из тебя вечно.

— Гаррет, — хнычет она, когда я снова целую ее.

— Я хочу трахать тебя, когда захочу, и я хочу, чтобы ты вытащила эту гребаную ВМС, чтобы я мог по-настоящему накачать тебя, Мия.

— Я тоже этого хочу, — умоляюще шепчет она.

Я так крепко прижимаю ее к себе, что она едва держится на ногах. И когда я, наконец, открываю глаза, мне кажется, что я очнулся ото сна.

Господи, я действительно только что это сказал? Черт… о чем я только думал?

Отпустив ее, я выхожу и отворачиваюсь, быстро засовывая свой член обратно в штаны и застегивая пуговицу. Неужели я только что намекнул, что хочу, чтобы она забеременела? Я что, блять, схожу с ума?

Это просто разговоры о сексе, — говорю я себе. Она это знает. Я говорю это несерьезно. На самом деле я не хочу, чтобы у Мии был мой ребенок… Я имею в виду, во время секса. Естественно. Изображение ее на кровати такой, какой она была несколько минут назад, было сексуальным, но добавьте к этому образу раздутый живот, и да, любой мужчина сказал бы то же, что и я. Это говорил мой член.

Мы не произносим ни слова, пока она снова одевается. На самом деле, мы не поднимаем эту тему до конца вечера. Ни во время поездки ко мне домой, ни когда она забирается ко мне в постель, прижимаясь к моей груди.

У меня такое чувство, что то, что я сказал после того, как мы занялись сексом, в любом случае полностью затмило весь инцидент.

ПРАВИЛО № 29: ВСЕ БУДЕТ ХОРОШО

Гаррет

Пот стекает по моей спине, когда я прокручиваю в голове события прошлой ночи. И последние десять ночей перед этим. Опасно делать это на общественной беговой дорожке по городу.

Но дело было не только в сексе прошлой ночью. То, что мы сделали и что мы сказали, сделало это чем-то большим, и как я могу по-настоящему удивляться? За последние две недели моя сводная сестра превратилась из надоедливой маленькой девочки, которая росла на моих глазах, в единственного человека на земле, которого я хочу видеть, когда открываю глаза утром.

Но как долго это действительно может продолжаться? Как долго я смогу продолжать этот фарс и быть двумя мужчинами одновременно? Она любит Дрейка совсем по другим причинам, чем меня. Если она вообще это делает. Если я не пойму, как открыться самому себе так, как это делает он, тогда я действительно потеряю ее навсегда.

Я нахожусь в начале своей третьей мили, когда у меня звонит телефон. Я отвечаю, используя наушники, которые на мне надеты, и предполагаю, что это Эмерсон или Мэгги с новостями о мероприятии на работе.

Но в тот момент, когда раздается звонок, я слышу рыдания. Я останавливаюсь как вкопанный на беговой дорожке.

— Гаррет, — кричит она.

— Мия, — заикаюсь я. — Что? Что случилось?

Лед разливается по моим венам при звуке ее голоса, боль от ее рыданий пронзает мое сердце, как нож.

— Он упал в обморок на работе, — кричит она сквозь слезы. — Его увезли на машине скорой помощи, и сейчас он в операционной, и я не знаю, что происходит.

Я сразу понимаю, что это Пол.

— Где ты?

— В церкви Святого Франциска. У гавани, — причитает она.

— Послушай меня, Мия. С ним все будет в порядке. Успокойся, ладно?

— Мне страшно.

И я слышу это в ее голосе — страх и панику. Лучше бы с ним все было в порядке, потому что мне невыносима мысль о том, что его смерть сделает с ней.

От этой мысли я напрягаюсь, как бомба замедленного действия, готовый взорваться.

Я в отчаянии достаю свой телефон и проверяю местоположение. Это всего в паре миль отсюда, прямо на берегу океана. И это последняя мысль в моей голове, прежде чем я говорю ей: — Я уже в пути. Мия, я иду.

Затем я нажимаю кнопку отбоя и, черт возьми, бегу.

—

Когда я добираюсь до больницы, я практически падаю на стойку регистрации, когда спрашиваю Пола Харриса. А дама, печатающая на компьютере, чертовски медленно ищет его.

Здесь мне говорят, что он все еще в операционной, но члены семьи ждут на третьем этаже, в восточном крыле.

Я уже на полпути к лифту, когда она заканчивает свое предложение.

Двери лифта открываются как раз вовремя, и я втискиваюсь внутрь вместе с группой медсестер, в панике нажимая кнопку третьего этажа. Пот струится по моему лицу и спине, но мне все равно. Ей будет все равно.

Лифт звенит, достигая моего этажа, и когда двери открываются, я вижу ее. Стоя в бордово-сером зале ожидания, она грызет ногти, ее лицо покраснело и покрылось слезами. Она поворачивается, чтобы увидеть меня, и я пересекаю холл и заключаю ее в объятия еще до того, как двери полностью открываются.

И вот тогда она по-настоящему выходит из себя. Вцепившись в меня так, словно ей нужно, чтобы я встал, я крепко сжимаю ее в объятиях, позволяя ей всхлипывать мне в рубашку. Краем глаза я вижу, что моя мама наблюдает за нами, и я смотрю на нее с извиняющимся выражением на лице. Я тоже должен был бы обнять ее. Жизнь ее мужа в опасности, но прямо сейчас на этой земле есть только один человек, который имеет значение. Не я устанавливаю правила, и я, конечно, не предвидел, что это произойдет, но пока Мии нужны мои руки, чтобы обнять ее, и моя грудь, чтобы выплакаться, это именно то, что она, черт возьми, получит.

—

С Полом все будет в порядке. У него был абсцесс, который прорвался и едва не привел к сепсису. Побочный эффект рака и лечения, но, к счастью, не возвращение другой опухоли. Больше никакой химиотерапии. Больше никакой радиации. Просто операция и один адский испуг.

Они держат его там большую часть дня. Мне удается уговорить Мию успокоиться настолько, чтобы она посидела в комнате ожидания и немного поела, но она не отходит от меня и ни разу не отпускает. За все время, пока мы находимся в зоне ожидания,