слышала весь разговор Цзя Ляня с Юань-ян! Но вмешиваться было неудобно, и она молча продолжала лежать на тахте. Когда же Цзя Лянь вошел в комнату, Фын-цзе спросила:

– Она согласилась?

– Почти, – ответил Цзя Лянь. – Нужно еще раз с ней поговорить.

– Я не стану вмешиваться в это дело, – предупредила его Фын-цзе. – Сейчас ты меня начнешь уговаривать, только и слушай, а когда получишь деньги, обо всем забудешь! Очень надо потом выманивать у тебя эти деньги?! Ведь если об этом узнает старая госпожа, пострадает моя репутация, которой я добивалась в течение стольких лет!

– Дорогая моя! – воскликнул Цзя Лянь. – Уговори ее, я отблагодарю тебя за это!

– Чем же? – усмехнулась Фын-цзе.

– Я сделаю все, что ты потребуешь! – воскликнул Цзя Лянь.

– А госпоже ничего особенного не нужно, – заметила стоявшая рядом Пин-эр. – Ей нужно только сто—двести лян серебра на одно дело, и если вы дадите ей эти деньги, и волки будут сыты, и овцы целы.

– Как хорошо, что ты меня надоумила! – воскликнула Фын-цзе. – Пусть так и будет!

– Вы слишком жестоки! – с улыбкой сказал Цзя Лянь. – Вы могли бы дать мне не только вещи на сумму в тысячу лян, но и несколько тысяч лян наличными. Однако я не стану брать у вас взаймы. Я слова не успел произнести, а вы уже требуете проценты! Разве вы и я…

– Сколько бы у меня ни было денег, все равно не ты их мне дал! – перебила его Фын-цзе. – И так у нас за спиной болтают всякую чушь, не хватало еще, чтобы ты поддерживал эти сплетни! Известно, что, «когда вмешиваются родственники, добра не жди». Думаешь, все у нас в семье Ши Чуны и Дэн Туны![8] Скажешь еще, что в доме Ванов стоит подмести закоулки, и наберешь столько денег, что сможешь прожить всю жизнь? Как тебе не совестно! Мое приданое и приданое, которое привезла госпожа Ван, не меньше, чем все ваше состояние!

– Я пошутил, а ты рассердилась! – улыбнулся Цзя Лянь. – Ну что здесь такого? Неужели я не дам тебе сто или двести лян серебра, если это тебе необходимо? Большую сумму собрать трудно, а такую мелочь можно. Я принесу тебе деньги, и можешь их тратить. Как только израсходуешь, постараюсь достать еще.

– Не торопись! Я еще не умираю! – возразила Фын-цзе.

– Зачем ты злишься? – сказал Цзя Лянь.

– Я и не думаю сердиться, но твои слова колют меня в самое сердце! – усмехнулась Фын-цзе. – Я вспомнила, что послезавтра исполняется год со дня смерти Эр-цзе. Мы с ней дружили, и хотя ничего особенного я для нее сделать не могу, но долг сестры обязывает меня съездить на ее могилу и принести в жертву бумажные деньги. Пусть она не оставила детей, все же нельзя так быстро забывать о ней!

– Спасибо, что ты о ней помнишь, – после длительного раздумья произнес Цзя Лянь.

Понимая, что Цзя Ляню больше возразить нечего, Фын-цзе немного подумала и сказала:

– Мне деньги нужны послезавтра, и если я получу их завтра, то все остальное я для тебя устрою, так что можешь не стесняться в расходах!

В этот момент вошла жена Ван-эра, и Фын-цзе спросила ее:

– Ты все сделала?

– Ничего не получилось, – ответила та. – По-моему, госпожа все это дело должна взять на себя…

– Что случилось? – спросил удивленный Цзя Лянь.

– Ничего особенного, – ответила Фын-цзе. – Сыну Ван-эра исполнилось семнадцать лет; он просит себе в жены Цай-ся, служанку госпожи Ван, но пока неизвестно, как к этому госпожа отнесется. Позавчера госпожа заметила, что Цай-ся стала уже взрослой, но много болеет, поэтому она проявила милость и отослала ее к отцу, чтобы тот выбрал ей мужа по своему усмотрению. Вот жена Ван-эра и пришла просить моей помощи. Я думала, что их семьи вполне подходят друг другу и все может устроиться. Однако ничего из этого не вышло!

– Что за важность! – воскликнул Цзя Лянь. – Есть девушки получше Цай-ся!

– Возможно, господин, – согласилась с ним жена Ван-эра, – но, если их семья пренебрегает нами, другие тоже станут нас презирать! Мы насилу подыскали невесту нашему сыну, и я думала, что теперь достаточно лишь поговорить с родителями Цай-ся. Ваша супруга считала так же. Я попросила знакомого поговорить с ними, но дело окончилось неприятностью для меня. А девушка эта очень хорошая и давно мне нравится! Да и сама она не против, только родители ее больно возгордились!

Ее слова укололи как Фын-цзе, так и Цзя Ляня. Фын-цзе делала вид, что ей все безразлично, а сама украдкой наблюдала за Цзя Лянем. Цзя Лянь был слишком занят своими делами, чтобы задумываться над этим. И все же он вынужден был вмешаться, так как жена Ван-эра давно служила у Фын-цзе и очень много для них сделала.

– Ну что за серьезное дело! – сказал он. – Не беспокойся! Я буду сватом; завтра же пошлю двух людей поприличнее к родителям Цай-ся, они отнесут подарки и объявят им мое желание. Если родители девушки не согласятся, я вызову их к себе и поговорю.

Жена Ван-эра взглянула на Фын-цзе, но та незаметно сделала ей знак удалиться. Женщина сразу поняла, что та имеет в виду, поспешно поклонилась и, поблагодарив Цзя Ляня, направилась к выходу.

– Все же попроси об этом и госпожу Ван! – крикнул ей вслед Цзя Лянь. – Я и сам об этом поговорю, но все равно нужно получить ее одобрение – так будет лучше; если действовать принуждением, между вашими семьями нарушится дружба.

– Ты так стараешься оказать им милость, – с улыбкой прервала его Фын-цзе, – неужели я буду стоять в стороне?! Ты слышала, жена Ван-эра? Я все для тебя устрою, но скажи своему мужу, чтобы к концу года отдал долг; если он не соберет всего до копейки, не прощу! Меня и так упрекают, будто я занимаюсь ростовщичеством, и если я еще буду давать поблажки, меня живьем съедят!

– Вы чересчур скромничаете, госпожа! – заметила жена Ван-эра. – Ну кто осмелится вас упрекать?! Извините за смелость, но я уверена, что если эти деньги попадут к вам, вы растратите их по мелочам!

– Для чего мне деньги? – стала рассуждать Фын-цзе. – Исключительно для повседневных расходов, ибо получаем мы мало, а тратим много. Деньги, предназначенные нам с мужем, а также нашим служанкам на месяц, составляют до двадцати лян серебра, и мы расходуем эту сумму за четыре-пять дней. Если б я не пыталась найти дополнительный источник дохода, нам, как говорится, оставалось бы положить зубы на полку! И за все свои старания я нажила себе славу ростовщика! Но раз