ошибки в политике. На октябрьский Пленум мы возлагали большие надежды. Верилось, что в обществе получат настоящее развитие демократические начала, новое коллективное руководство будет более последовательно придерживаться курса XX и XXII съездов КПСС, поведет страну вперед. К великому сожалению, эти надежды впоследствии не оправдались.

В чем, кстати сказать, колоссальная ошибка Брежнева? Он в силу недостаточного интеллекта не учел по-настоящему те огромные изменения, которые происходили в мире. НТР, изменения в политической расстановке сил в мире, рост духовного потенциала нашего народа — всему этому не уделялось должного внимания.

— А пропаганда не может быть лучше той политики, которую она обслуживает. Хотя председатель Государственного комитета, казалось бы, должен быть одним из тех советников руководства, которые помогают делать политический выбор.

— Некоторые идеи я пытался довести до руководства. Вот такое, казалось бы, очевидное… Я добивался, чтобы нашему радио и телевидению предоставили право первыми давать информацию о важных событиях. Так, в 1965 году космонавты сели в тайге, их не могли найти сразу. «Надо сообщить, дать хотя бы первичную информацию о том, что ведутся поиски», — говорю я. Двое суток наш эфир молчал. Д. Ф. Устинов возражал особенно активно. И на этом примере я убеждал: западное радио слушают потому, что оно опережает нас в информации. Но брала верх кондовая традиция умолчания.

— Среди ветеранов эфира ходит немало рассказов о том времени. Был, к примеру, подготовлен радиоочерк «О правде», О правде в науке говорили академик И. Тамм и писатель В. Дудинцев, о правде общей и местной — районный газетчик и так далее. Передачу не выпустили в эфир. Ее автор обращается к председателю комитета. Вы собираете в своем кабинете главных редакторов, на магнитофон ставится пленка, идет прослушивание. Передача, видимо, достаточно острая, главные редакторы не решаются дать «добро». Тогда вы говорите: «Передачу в эфир, но без Дудинцева». Было такое?

— Подобных историй десятки. Конечно, поддержка смелых передач была возможна до известных пределов. Фамилия Дудинцева находилась среди тех, чье появление в эфире или в печати было в то время невозможно в принципе. Но я не имел права и не хотел ни на кого ссылаться…

Не смог я поддержать и своего товарища Бориса Фирсова, возглавлявшего Ленинградское телевидение. Знаете эту историю?

— Шла прямая передача из Ленинграда. «Круглый стол» — сейчас самый распространенный, а тогда самый опасный жанр. И вот писатель В. Солоухин высказывается, что не худо бы вернуть исконные названия поволжским городам. Это вызывает немедленный гнев на высшем уровне, вы получаете указание вмешаться в ход передачи и противопоставить Солоухину «правильную» точку зрения. Однако в Ленинграде не успели…

— В общем так. И защитить Фирсова я не смог.

— Борису Максимовичу не стало хуже, он видный социолог, доктор наук. Пострадали главным образом зрители, поскольку острота дискуссионных передач потихоньку сглаживалась.

— Общественности внушалось, что правильная точка зрения может быть только одна. Даже на Пленуме ЦК, когда Н. Г. Егорычев, тоже один из моих товарищей, высказал критические замечания по некоторым внутренним вопросам, то его сразу сняли с работы. А был он первым секретарем Московского горкома партии, членом ЦК. Единообразие в суждениях прививалось различными, в том числе суровыми, мерами. Недальновидно это. Да и неумно. Если руководитель слышит одни возгласы одобрения и окружает себя льстецами, его политика обречена. Никто не осмелится его поправить даже в случае очевидной нелепости «единодушного» решения. Так оно и получалось впоследствии.

Поступило указание о показе Л. И. Брежнева и других высших руководителей в соотношении 3:1, то есть Генсека на экране должно быть втрое больше, чем всех остальных. Ревниво следили и за крупностью планов. Однако на летучках и с трибуны партийных активов я повторял, что единственным культом в нашей стране может быть культ трудового человека — рабочего, колхозника, инженера. Режиссерам и операторам перед парадом или демонстрацией прямо говорил: не показывайте одного, показывайте народ больше. Так мои собственные воззрения входили в противоречие с тем, что я получал «сверху».

Помню, от стоявших близко к Брежневу я получил замечание: ну подумаешь, приехал Косыгин в Лондон, а ты даешь его в эфире на 20 минут. Он там в золоченых креслах сидит, зачем это народу показывать, достаточно было бы трех минут, это вызывает недовольство сам знаешь кого. «Он же Председатель Совета Министров страны», — говорю я. А про себя думаю: это же безнравственно.

— Кроме репортажей с Красной площади, в эфире заметно убавилось количество прямых передач. Именно при вас. Не парадокс ли: развитие техники способствовало застою.

— Тогда мы недооценили эту опасность. Просто радовались, что появилась такая новая сложная техника, видеомагнитофон. Есть возможность творческим работникам сделать вещание более качественным и упорядоченным. А приводило это нередко к тому, что стали вырезать «сомнительную» мысль. Ведь чуть что — в редакции звонки с самого верха, от членов семей и работников аппарата…

Я по-хорошему завидую тем, кто сегодня работает на телевидении и радио, отдавая свои силы, разум созиданию. Рискуя заслужить упрек читателя в какой-то идеализации прошлого, я все же утверждаю: на перестройку мы работали уже тогда. Начинало набирать силу многопрограммное вещание. Так, в информации успехом стал выход 1 января 1968 года первого выпуска программы «Время». Делали ее с любовью, неформально, эмоционально, под руководством главного редактора Н. Бирюкова. Или другой пример. Стали проводить всесоюзные конкурсы народных талантов. А четырехсерийный фильм режиссера Л. Пчелкина «Штрихи к портрету» по сценарию М. Шатрова! На мой взгляд, лучше М. Ульянова никто образ Ленина не создал. Всем своим содержанием эта лента, а особенно серия «Воздух Совнаркома», восставала против чванства, рутины, бездумья, самолюбования — того, что все больше тревожило в те годы думающих и болеющих за Родину людей. Мы устроили просмотр для руководства, фильм оказался неприемлем, был положен на дальнюю полку. Потом его, говорят, даже требовали смыть. Но это было уже после моего ухода. Фильм прошел в эфир недавно. В моей судьбе этот фильм сыграл, наверное, роль той самой последней капли… Ведь и до того я чувствовал, что становлюсь неуместным. Раздумывал, подать в отставку или ждать, пока снимут.

— Подавать в отставку у нас вроде бы не принято.

— В том-то и дело. В общем, дождался. В мае 1970-го меня освободили от работы и направили послом в Австралию…

— При вас возникло такое уникальное издание, как журнал «РТ». Но продержалось недолго и при вас же переродилось в знакомую всем телепрограммку. Почему это произошло?

— Журнал был большого формата, на отличной бумаге, выглядел очень красиво благодаря превосходному художнику Н. Литвинову. За оформление даже дали премию журналу, кажется, в Италии. Вскоре Суслов сделал мне замечание: не бережете бумагу, «воздуха» много. Но дело