Уже вечером я отправил господину Путилову послание, содержащее сведения, полученные мной в Багдаде, а также общие данные об обстановке в Тегеране и на Восточных территориях, в том же Багдаде. К нему я присовокупил список лиц, которые, по мнению Хаганы, участвуют в антиправительственном заговоре и готовят мятеж. В конце послания я присовокупил свое мнение о полученной от Хаганы информации. Всего из одного слова.

«Бред».

06 июня 2002 года

Царское село

Пылинка неспешно плыла в воздухе, одинокая и гордая. Она парила в небесном эфире уже неведомо сколько и не опускалась на паркет, начищенный до блеска. Ей не было дела ни до чего — ни до солнечного света, струящегося через открытые настежь окна, ни до часов, мерно отмечающих бег времени, ни до человека, подпиравшего скрещенными руками подбородок и сидящего в большой задумчивости над книгой, у приставного столика. Книга была закрыта, а человек этот пребывал в столь глубокой грусти, что любому увидевшему его стало бы страшно за этого человека и за судьбу государства Российского.

Человек этот сидел так уже больше часа…

Лейб-камердинер, старый седой немец, который служил в этой должности более сорока лет, старчески шаркая ногами, появился в проходе между книжными полками…

— Ваше Величество… — тихо произнес он.

Человек у приставного столика очнулся от своего оцепенения.

— Генрих…

— Ваше величество… Генерал Путилов изволят ожидать аудиенции уже второй час…

Человек взглянул на часы, не наручные, а те, большие, в прямоугольном ящике из красного дерева, с кукушкой, отсчитывающие часы уже без малого двести лет. Болезненно скривился…

— Пусть войдет…

Почтительно кивнув, лейб-камердинер удалился, прямой, как палка, сухой, как русло вади[119]в жаркую пору. В присутствии одетый по всей форме генерал Путилов с папкой в руках подхватился с дивана, на котором он провел уже непозволительно много времени…

Генрих молча кивнул, прошаркал на свое место — он всегда старался находиться не далее чем в соседней комнате от Государя, которого он помнил еще мальчишкой, радующимся подаренному на день Ангела[120]пони…

Генерал Путилов бесшумно прикрыл за собой дверь библиотеки, пошел мимо полок, разыскивая Государя. Его он нашел в том месте, где хранились книги религиозного содержания. Одна из них как раз лежала перед ним с закладкой…

— Ваше Величество… — Тайный советник Путилов поклонился, как это и полагается по придворному этикету.

— Уже имеете что-то доложить, сударь? — осведомился Государь.

— Так точно, Ваше Величество. Поступили первые данные по известному вам проекту…

Государь вздохнул, будто новость его не обрадовала.

— Докладывайте…

— События развиваются быстрее, чем мы предполагали. Странник уже вручил свою верительную грамоту.

— Так быстро?

— Так точно. Более того, зафиксирован интерес известного вам лица к личным данным по князю Воронцову, в том числе по тем эпизодам, с которых не снят гриф секретности. Как и планировалось, мы позволили получить часть данных с грифом, достаточную, чтобы делать серьезные выводы, и…

— Вы — верующий человек, тайный советник? — внезапно спросил Государь.

Для Путилова вопрос был неожиданным…

— Ваше Величество, я регулярно посещаю церковь и…

— Я спросил не об этом. Увы, церковь может посещать любой человек, в том числе и тот, в чьей душе нет ни капли веры. А в вашей душе есть вера в Господа, Владимир Владимирович? Ответьте, будьте любезны…

— Полагаю, да, — осторожно ответил Путилов.

Государь пододвинул к себе лежащий на столешнице тяжелый том Псалтыря, раскрыл на месте, отмеченном закладкой, начал читать:

Поутру Давид написал письмо к Иоаву и послал его с Уриею. В письме он написал так: поставьте Урию там, где будет самое сильное сражение, и отступите от него, чтоб он был поражен и умер. Посему, когда Иоав осаждал город, то поставил он Урию на таком месте, о котором знал, что там храбрые люди. И вышли люди из города и сразились с Иоавом, и пало несколько из народа, из слуг Давидовых; был убит также и Урия Хеттеянин. И услышала жена Урии, что умер Урия, муж ее, и плакала по муже своем. Когда кончилось время плача, Давид послал, и взял ее в дом свой, и она сделалась его женою и родила ему сына. И было это дело, которое сделал Давид, зло в очах Господа…

— Ваше Величество… — Путилов не знал, как прокомментировать услышанное.

Государь Александр пожал плечами, что означало высшую степень разочарования в человеке…

— Когда-то давно мой отец сказал мне: Государь в ответе за каждого своего подданного перед совестью и Богом. Долгие годы я несу этот крест. Но кто ответит за мои грехи, скажите, Владимир Владимирович?

Путилов покачал головой:

— Ваше Величество, господин Воронцов — офицер Морского генерального штаба. То, что он делает сейчас, — это его долг перед Россией. Иногда кто-то должен жертвовать собой, без этого никак. Поэтому…

— Поэтому он заслуживает хотя бы того, чтобы знать правду! — резко произнес Государь. — Не надо таких громких слов про Россию, особенно сейчас. Именно сейчас они циничны и неуместны. Словами не сокрыть наши грехи.

Наступило молчание, тяжелое, словно грозовая туча…

— Ваше Величество, прикажете приостановить операцию по внедрению? Мы пока можем и отозвать Странника, и остановить внедрение Харона.

— Нет, — сказал Государь, — черт возьми, нет! Продолжайте. Пути назад уже нет. И сделайте все возможное, чтобы Воронцов и этот…

— Харон, — подсказал Путилов.

— Харон… смогли уцелеть. Нет такого приказа — уйти и не вернуться. Пока я жив, подобного приказа не будет.

— Так точно. — Путилов знал, что когда Император в таком настроении, отвечать следует именно так, четко по-уставному…

— Будь оно все проклято! — проговорил Государь в пустоту, когда за Путиловым закрылась дверь. — Будь оно все проклято!..

Картинки из прошлого.

Весна 2002 года.

Вашингтон, округ Колумбия.

Международный аэропорт Даллес

Была какая-то ирония в том, что аэропорт в столице Северо-Американских Соединенных Штатов назван в честь самого успешного директора СРС в истории. Аллен Даллес Уэлш, директор СРС САСШ, сумевший продержаться на своем посту девять с лишним лет — больше, чем кто-либо из его последователей. Конечно, это не сорок восемь лет бессменного правления на посту директора ФБР Джона Эдгара Гувера, самого несменяемого чиновника в истории этой страны, победителя коммунизма и троцкизма — но все же. Аллен Даллес заложил в СРС основы настоящей разведки, осуществляемой со знанием дела и на систематической основе (чем и вызвал неудовольствие Гувера, почуявшего опасного конкурента). Все последующие директора (за исключением одного-двух) ничего не добавляли к созданной директором Алленом разведмашине, они только ухудшали и ломали ее. Даллес, возможно, как никто другой, понимал роль и значение трансатлантического сотрудничества и совместной оборонной политики в борьбе против континентальной угрозы — поэтому старик уважал его, уважал, как он уважал в той жизни немногих. И живых среди уважаемых им людей — не было. Мельчал народ, мельчали политики, мельчали и разведчики.