Срыв мирных переговоров нанес ощутимый удар по позициям «умеренного течения» среди повстанцев. Резко возросло число сторонников прорыва на соединение с белым фронтом.

В своих мемуарах сразу же за описанием всех этих боев и рейдов Кудинов заявил: «…В критический момент армия восставших могла бы прорвать фронт красных там, где бы она захотела, и с успехом отыскала новое поле для нового боевого счастья. Но не об армии болела казачья душа, а о тех несчастных детях…» и т. д. Короче, «…я решил драться до последней возможности, а подготовленный план прорыва иметь в запасе».

В разгар боев установилась связь между повстанцами и Донской армией – и начинается новый этап борьбы.

Все время восстания в Верхне-Донском округе отошедшие за Донец и Сал силы Донской армии продолжали вести бои.

После начала ледохода на Донце активные действия велись красными против 1-й Донской армии на реках Сал и Маныч и против 3-й Донской армии в Донецком бассейне.

Северный Кавказ был красными покинут. 13 (26) января командование Каспийско-Кавказского фронта докладывало главкому: «Наступление, удачно начатое 11-й армией, не удалось по причине эпидемии сыпного тифа, уложившей в госпиталя до 60 тысяч человек, а также неустроенности частей и деморализации вследствие неорганизованности»[352]. 28 февраля (13 марта) Каспийско-Кавказский фронт был вообще упразднен. Все это, как мы знаем, позволило Деникину развернуть «добровольцев», кубанцев и терцев на север, на помощь донцам.

Против 1-й Донской армии действовала 10-я армия красных. Ее конница под командованием Думенко и Буденного 3 (16) марта вышла на Сал и заняла слободу Мартыновку. Узнав, что штаб 1-й Донской армии расположился в Великокняжеской, Буденный 4 (17) марта перешел Сал, занял родную станицу Платовскую, а через день, обойдя с юга, захватил Великокняжескую, но столкнулся здесь с частями Кавказской Добровольческой армии и ушел обратно за Сал на речку Солоную в хутор Морозов.

В Донецком бассейне красные готовили кулак для удара на Ростов – Новочеркасск и сосредоточили здесь три армии: 8-ю (в районе Луганска), 13-ю (бывшая группа Кожевникова в районе Никитовки) и части 14-й (бывшая 2-я Украинская от Волновахи до Азовского моря). По мнению белых, здесь было сосредоточено до 70 тысяч солдат противника, настроенных непримиримо.

По советским данным, в 8-й и 13-й армиях было 26 000 штыков и 3000 сабель, еще ожидалась 12-я стрелковая дивизия в 10 000 штыков, а украинские советские части были в тот период представлены партизанами Махно – 10 000 человек. Всего до 40–50 000 бойцов[353].

Что касается непримиримости, то действительно 11 (24) марта в Инзенскую дивизию из штаба 8-й армии пришла телеграмма такого содержания: «При вступлении наших частей в местности, населенные казаками, впереди которых находятся еще лица, готовые на все для организации белогвардейских сил в тылу Красной Армии, при занятии нами самых очагов донской контрреволюции громадное значение приобретает полнейшее уничтожение путем массового террора русского офицерства, юнкеров, бежавших на Дон, донского офицерства и помещиков. Обращаем самое серьезное внимание всех политических работников на необходимость проведения беспощадного организованного террора»[354].

В конце марта очередное наступление красных через Донец было отбито. Донское командование настаивало на развитии успеха и ударе на Миллерово, навстречу повстанцам.

Слухи о начале восстания дошли до донского командования 9—11 (22–24) марта, а 19 марта (1 апреля) из трофейных советских документов существование восстания было установлено документально[355].

22 марта (4 апреля) на связь с повстанцами вылетел первый самолет (летчик – поручик Федоров, наблюдатель – член Войскового Круга, вёшенский станичный атаман Н. Варламов). Посланцы везли письмо от Верхне-Донского окружного совещания, где говорилось, что Донская армия узнала о восстании из захваченных советских документов, в которых якобы было приказание уничтожать все мужское население Верхнего Дона от 12-летнего возраста. В письме был призыв: «идите на соединение к нам» и короткая неясная подпись «Донцы». По данным «Вольной Кубани» депутату Круга, помимо письма поручалось передать повстанцам «инструкции командования»[356]. Однако гонцы не долетели и вернулись из-за нехватки бензина.

Тем не менее 23 марта (5 апреля) Сидорин настаивал: «Удар на Миллерово приобретает особо важное значение»[357]. Операция намечалась на 24 или 25 марта (6–7 апреля), но после того, как будет разбита Луганская группа красных. В результате с 23 марта (5 апреля) донцы вновь начали наступление на Луганск. Бои затянулись до 28 марта (10 апреля).

Советское командование, потеряв инициативу в Донецком бассейне, приняло решение изменить направление главного удара. 21 марта (3 апреля) командование Южного фронта отдало приказ нанести главный удар на участке 10-й армии через Сал и Маныч вдоль левого берега Дона. Ударная группа (полторы стрелковых дивизии и одна кавалерийская) должна была дойти до станицы Хомутовской и станции Каяла, что повлекло бы «полное окружение и уничтожение противника». «Действия бригады Махно на Таганрог и частей 10 армии на Батайск дадут возможность произвести стратегическое окружение противника, энергичное наступление 13, 8 и 9 армий превратит это окружение в тактическое, а это последнее должно дать возможность полного уничтожения противника…»[358].

Вновь загремели бои по Донцу и Манычу. На Донце отличились «партизаны» – студенческая молодежь, на Маныче (вернее – уже к югу от Маныча) кубанцы Врангеля остановили конницу Буденного. Буденный вспоминал об этом трехдневном бое так: «Сражение под Камышевахой осталось у меня в памяти как одно из самых тяжелых. Не только противник, но и мы понесли большие потери, пожалуй, самые большие за все операции 1919 года»[359].

В результате операции, руководимой самим Деникиным, конница Буденного вместе с другими частями 10-й армии ушла за Маныч. Донские эмигранты впоследствии не без злорадства вспоминали, что после столкновения с корпусами Шатилова, Улагая и Мамонтова Буденный за 22 часа прошел 130 верст от Хомутовской к Платовской и Эльмуту[360].