– Я не хочу, – отвечаю максимально честно и прямо.

Эмилия вздрагивает, словно я только что нанес ей удар, которого она не ожидала.

– Я всегда знала, что ты бессердечная тварь, Орсини. Считай это комплиментом. Знаешь, что в тебе заставляет других сходить с ума от похоти? Твоя абсолютная свобода и уверенность в том, что ты все делаешь правильно. В своих собственных глазах ты непогрешим, почти святой. У тебя своя религия, в которую ты свято веришь, которую возглавляешь и считаешь единственной истиной. И это не может не завораживать. Я всегда понимала, почему хочу именно тебя, а не кого-то другого. Риск, опасность, полное отсутствие морали, похоть и собственная шкала ценностей – все это ты, Орсини. Ты бы мог стать великим человеком, если бы так не стремился к самоуничтожению.

– Какая тирада, дорогая, – лаконично отвечаю я, когда она наконец замолкает. – И когда ты так хорошо успела меня узнать?

– Я буду по тебе скучать, Дино, – произносит Эмилия Ривьера, и, почему-то, от интонации ее голоса, мне становится не по себе. Она берет сумочку и направляется к двери своей походкой уверенной самки. Я хмуро смотрю ей вслед, ощущая внутри странное беспокойство, причины которого я попытаюсь понять позже. Сейчас есть дела поважнее.

Набираю номер Марка и вызываю его к себе. Конечно, он уже в курсе, что старик отдал концы, и тут же приехал в назначенное место, откуда мы направились к загородной частной реабилитационной клинике имени Святой Марии, которая занимала несколько гектаров земли, и охранялась, словно объект государственной важности. Владельцем лечебницы согласно документам, являлся некто Джей Пол, о котором было практически ничего не известно. Лечение в клинике проводилось бесплатно. Полностью благотворительное заведение, которое финансировалось из самых разных источников, и каждый клиент подписывал документ, обязующий сохранять конфиденциальность происходящих во время лечения событий. Это было единственное условие, которое выдвигала клиника. Известно так же, что главным врачом в лечебнице является Джейн Кларк. До вступления в должность, она владела своим частным кабинетом психологической помощи женщинам, которые перенесли насилие.

Никому бы и в голову не пришло, что лечебница имени Святой Марии является прикрытием, и одновременно домом Джейсона Доминника, погибшего для всего мира пару лет назад.

Марк не смог скрыть своего удивления, когда мы подъехали к воротам с эмблемой и названием клиники.

– В этом есть доля иронии, Орсини, – пока мы ехали по территории, задумчиво произнес Марк. – Владеть клиникой, где лечат души сломанных женщин. Разве большую часть жизни он не делал все, чтобы список нуждающихся в реабилитации и психологической помощи пополнялся? Инвестиции, да, Орсини? Или ему нужен личный психолог для Лекси? Она еще жива?

– Жива, Марк, – сухо ответил я, не оценив его шутки.

– Ей стоило убить его, когда у нее был шанс, – мрачно замечает Доминник-младший.

– Ты серьезно? – я в упор смотрю в напряженное лицо Марка, тот невозмутимо пожимает плечами. – Мы говорим о твоем брате.

– Нет, мы говорим о Марии Александре Памер, – уточнил Марк. – Я помню тот день, когда она уходила от него. Джейсон сказал, что любит ее. А в следующий момент набросился, словно она была его смертным врагом, и убил бы, если бы мы его не остановили. Он сумасшедший, Дино. И она тоже. Джейсон назвал клинику ее именем…

– Ее сейчас зовут иначе. Мэри Пол, и документально она его жена.

– Как романтично, – скептически усмехнулся Марк. – Мне кажется смерть или тюрьма лучше, чем то, что она имеет сейчас.

– Не уверен, что она с тобой согласна, – отрицательно качаю головой.

– Не уверен, что кто-то спрашивает о согласии, хотя бы просто ради банального интереса. Однажды я сам дал Лекси Памер номер Джейн Кларк, но вылечить ее было не под силу даже Джейн с ее успешным опытом в области покалеченных душ.

– Наверное, от любви излечится невозможно, особенно, если она имеет нездоровые грани, – задумчиво произношу я, глядя в окно.

– Какие речи, Орсини. Сколько пафоса. Неужели и до тебя докатилась эпидемия? Кто она? Или он?

– Я не обсуждаю свою личную жизнь, Марк, – холодно отвечаю я, прикуривая сигарету.

– Значит, я угадал. – криво ухмыльнулся Доминник. Мы остановились на очередном пункте досмотра. – Серьезно поработали над безопасностью объекта, – одобрительно кивнул Марк, когда мы поехали дальше.

Встреча состоялась в кабинете Джейсона. Конечно, я не ожидал, что братья кинутся друг другу на шею со слезами радости на глазах. Все прошло почти официально. Крепкое рукопожатие вначале было единственным проявлением неравнодушия со стороны Джейсона. Он выглядел напряженно, пока мы обсуждали ключевые моменты, связанные с его возвращением в Изиду. Об Эмилии пока речи не было, я оставил проблему, которую олицетворяла собой миссис Ривьера на потом, как и обсуждение наших с Джейсоном истинных планов в отношении судьбы Изиды. Я вернусь сюда завтра, уже без Марка, и мы сможем спокойно решить все спорные вопросы.

А на сегодняшний вечер у меня большие планы. Еще одна душа ждет свой билет в мою преисподнюю. Такаши или Кайоши Чан уже на исходной позиции, и его путешествие в ад только началось. Я думаю о нем, когда мы с Марком покидаем территорию клиники имени Святой Марии. По венам растекается адреналин и предвкушение. Волнения нет, и откуда ему взяться? Просто еще один Призрак в моей коллекции. Я не циник и не безжалостное животное, но чувство сострадания мне чуждо, как и каждому из них. Может быть, я болен, и мои эмоции и ощущения неправильны, неестественны, но только они даруют мне облегчение… после совершения казни. Я даже не каждого помню из списка Штефана Зальцбурга. Их лица, словно размытые пятна прошлого. Отвратительного прошлого, которое я не в силах изменить. Лайтвуд знал, что я такое, понимал или чувствовал эту бездну ненависти внутри меня и направил ее в правильное русло, но он не думал, что и сам станет моей целью, или, я ошибаюсь, и он ждал именно такого конца. От моих рук, но я даже в этом случае его переплюнул. Отдал последние минуты сраной гадкой жизни Генри тому, кого он ненавидел больше, чем себя самого – Джейсону Доминнику. Уверен, что Лайтвуд предпочел бы, чтобы мы разделили момент его смерти на двоих. Я и он. И это был тот единственный раз, когда я не смотрел в глаза своей жертве, когда из нее уходила душа. И я не жалею… Генри Лайтвуд не заслужил даже этого.

Мне нравится думать, что последним кадром поганой жизни моих Призраков будет мое лицо, которое они когда-то посчитали достаточно привлекательным для своих мерзких забав. Смогу ли я остановиться, когда имена в моем списке закончатся? Этот вопрос часто волнует мои мысли, и я не могу найти на него точного ответа, потому что есть моменты, которые невозможно прогнозировать или планировать.

Высаживаю Марка возле отеля, в котором он остановился и направляюсь на свое кровавое свидание. Он всегда со мной – толстый блокнот, с потертыми страницами. Я не единственный, по кому вели учет, и имена (вымышленные, конечно) других парней тоже здесь и их личные списки. Многих из этих ребят нет в живых. За год, что я провел в заведении Зальцбурга довелось повидать немало смертей. Некоторые заканчивали жизнь самоубийством, кого-то убивали клиенты, другие умирали от передозировки героином. Я достаю тетрадь из своего взрывоопасного кейса, открываю на середине. Рикардо Бинг. Поступил 15.06.2012. Вывезен из Нового Орлеана. Шестнадцать лет. Далее следуют имена заказчиков и суммы за оказанные услуги, несколько страниц удивительно ровным аккуратным подчерком. Я листаю, пока не дохожу до записи: 18.01.2013 совершил акт самоубийства путем удушения ремнем, оставленном заказчиком. Под некоторыми «некрологами» Зальцбург осмеливался еще писать свои сожаления, вроде: «Этот парень мог бы поработать еще полгода» или «лучшее приобретение за последний год», или, как в моем случае, сразу после записи «продан» , следует циничное пояснение «с нетерпением буду ждать встречи» и в конце каждого такого «PS» небольшая галочка, что-то вроде личной подписи.