У нас вообще много странного, в особенности для европейца. Но я не стала говорить это вслух, да и вообще, Отто Дитрих все уже и без меня понял. Я обещала постараться прийти еще раз – отпущенный нам час подходил к концу. Сказала, что Отто Дитриха, по всей вероятности, вскоре отпустят. Знакомый ему Иван старается. И я тоже. И Таня усердствует.

– Кстати, ты не передумал открывать у нас в городе аптечную сеть?

– Как, ты разве не знаешь, Юля? Сеть будет Ивана. Я буду только поставлять ему лекарства. Мы уже обо всем договорились.

Но кто же тебя тогда выкрал у Ивана? У Ивана охрана, между прочим, покруче, чем в «Крестах». И наказание для провинившегося охранника будет посерьезнее, чем для пойманного за руку конвойного или контролера.

Или немца просто кому-то продали? Я лично поставила бы на этот вариант.

* * *

Вечером мы с Татьяной без приглашения отправились в особняк Ивана Захаровича. Соседка была настроена решительно – вплоть до порчи имущества, мне же требовалось обговорить с Иваном Захаровичем стремление депутата Ковальчука к сотрудничеству.

Татьяна, аки разъяренная фурия, выскочила из моей машины, как только я остановилась у ворот особняка, и, взяв в руку булыжник, встала аккурат напротив глазка видеокамеры.

– Подлый трус, выходи! – рявкнула подруга.

– Таня, положи оружие пролетариата откуда взяла, – послышался спокойный голос Ивана Захаровича из динамика. – Иначе не пущу.

Таня пробурчала себе под нос свое частное мнение об Иване Захаровиче, но булыжник аккуратно положила рядом с асфальтовой дорожкой. Нас впустили.

– Тань, обычно я телефонами бросаюсь, а сегодня ты уж больно заведенная, – спокойно заметил Иван Захарович.

– Дурной пример заразителен. И я из опыта своего замужества знаю: мужики лучше понимают, что от них хотят, после разбивания хотя бы одной тарелки. Лучше всего об мужнину голову.

– Хочешь тарелку кокнуть – валяй, – спокойно сказал Иван Захарович. – Лучше о статую. Тебе Аполлона или Геракла предложить для этой цели? Виталя, кто там у нас еще есть? У пруда кто стоит?

Лопоухий перечислил все статуи мужского пола, имеющиеся в доме Сухорукова и его окрестностях. Количественный и качественный состав скульптур произвел на нас с Татьяной большое впечатление. Соседка бить тарелки отказалась.

Я решила встрять в разговор и перевела его на Ковальчука.

– Где его Светка – я не знаю, – сказал Иван Захарович. – Но я бы ее держать не стал, даже если бы мне за ее содержание приплатили. Это же вождь краснокожих, только женского пола! Так что Ковальчук пусть сам ее ищет, если не желает ждать добровольного возвращения его доченьки похитителями. Вполне могут даже уплатить папе, чтобы он забрал свое рыжее сокровище. А насчет остального… Поговорим. Я тоже думал, что убийство Тамары надо депутату Ефимову приписать. А дальше мы уже сами разберемся.

– Отто Дитриха когда из тюрьмы вытащишь? – подала голос Татьяна.

– Если бы он наш был – уже гулял бы на свободе, а так есть кое-какие сложности. Он не понимает нашей специфики… Все эти европейцы и американцы не могут играть по нашим правилам, на нашем российском поле. Ведь наши правила игры не сравнить даже с латиноамериканскими, хотя на первый взгляд у нас с латиноамериканцами много общего, – Иван Захарович усмехнулся. – Иностранцам в наших законах-то не разобраться, а уж в их несовершенстве… А наши этим всячески пользуются. Их лучшие адвокаты не могут сравниться с теми, кто у нас считается средними. А уж наши лучшие… За пояс заткнут кого угодно.

Потом Иван Захарович заметил, что мы, в отличие от иностранцев, в их собственных законах и в их несовершенстве очень быстро разобрались. Опыт кое-какой поднабрали, выучили языки – или даже не выучили, у нас ведь всегда были талантливые переводчики – и вперед. Если в советские времена так называемые цеховики делали свое дело в таких условиях, которые западные предприниматели не могут увидеть в самом страшном сне, то что теперь нашим западный рынок? Нашим от западных органов спрятаться – раз плюнуть. Делают свое дело и посмеиваются. Плюс разведка – наша, взрощенная в советские времена. Дураков среди нелегалов никогда не держали. Теперь нелегалы, конечно, сменили хозяев и идеологию и переориентировались – на промышленный шпионаж.

Но это все так, к слову. Никакой Отто Дитрих и прочие бароны, графы, принцы, князья, короли и кто там еще есть на Западе, в нашей стране без контроля наших людей работать не смогут никогда, а мы там – сможем.

– Значит, ты, Ваня, собрался на Запад? – спросила Татьяна.

– Жить я буду только здесь, – отрезал Сухоруков. – Я не могу жить в другой стране. И не хочу. Но почему бы не заиметь сеть аптек в Германии?

«С моей помощью? – подумала я. – Не зря же он меня замуж за немца выдал».

Вслух я спросила, как же насчет поставки лекарств в Россию, о чем мне говорил сегодня Отто Дитрих.

– Будут и в Россию поставки, – кивнул Сухоруков. – Я уже много лет работаю и с импортом, и с экспортом. В разных сферах. А Ковальчука мы используем. Пусть лицензиями занимается. И законами. Он же законодателей у нас всех знает. Договорится с кем надо. Я бабок дам. Все просто.

– Отто Дитриху еще долго сидеть в тюрьме? – опять спросила Татьяна.

– Ему же там неплохо? И материала он еще в достаточном количестве не набрал, и мне спокойнее, что он по лесам Ленинградской области не бегает. В «Крестах» хоть за ним присмотрят как следует, а то мне сейчас некогда. Ладно, девочки, давайте-ка домой отправляйтесь. И за немца не беспокойтесь: с ним все будет в порядке. Жив останется. Он мне живой нужен.

Мы уехали. На следующий день меня пригласили на съемку следственного эксперимента.

У Вадима болела голова. От этих концертов рыжей кошки и ее хахаля, которого они сами к ней подсадили. Пытка бабой – вот как следовало бы это назвать. Вадим подумал, что он предпочел бы сидеть в одиночке и год не видеть бабу (а приходилось и дольше), но только не делить камеру со Светочкой. Лучше никакой бабы, чем эта!

Он опять вспомнил Юльку. В меру стервозна, в меру жалостлива. То, что надо.

И вообще, пора решать вопрос. Тахир опять звонил.

Надо выходить на Ивана. Юлька сказала: дело с ним иметь можно. Да Вадим это и сам знал. Он уже имел с ним дело. Что тогда случилось… Одному Богу известно. Или дьяволу, что более вероятно.

Дорогу, где поймали (обнаружили, спасли от медведя) Отто Дитриха, нам показали местные сотрудники милиции. Барон вылез из машины Управления, скованный наручниками со здоровенным сотрудником: у немца «браслет» был на правой руке, у милиционера – на левой. Все, как положено. В моей машине до места добирались мы с Пашкой и Андрей с Сан Санычем. А вообще, народу понаехало… То ли на немецкого барона посмотреть, то ли в надежде, что, узнав о прибытии старого знакомого в эти места, медведь опять на велосипеде прокатится. Мишка, кстати, так пока и не нашелся. Может, кто-то из охотников его и в самом деле пристрелил? И шкура уже несколько дней валяется у какого-нибудь камина, греет ножки нашему бизнесмену, а то и американцу? Передо мной-то Иван Захарович не считает нужным отчитываться, только хвастается иногда. А вообще, медведя было жалко… Всю жизнь не в берлоге лежал, а на велосипеде по цирковой арене ездил, в клетке сидел, а на старости лет… Он ведь не выживет в лесу, даже если его и не пристрелят.