мне все равно. Ты не оставляешь мне шанса, я не позволю тебе идти на глупый риск, потому что ты слишком упрям, чтобы думать о том, что со мной будет, если ты… Мне все равно. Я уйду на пенсию, или ты заведешь служебную собаку. Если ты бросишь меня, я заставлю твою маму ходить за тобой по пятам всю твою оставшуюся долбанную жизнь. Пока ты не заведешь служебную собаку. Или она не переедет к тебе. Ты не будешь один.

— Не помню, чтобы давал тебе разрешение принимать за меня жизненные решения.

— Не повезло. Ты не можешь притворяться. То, что ты делаешь, влияет и на мою жизнь. Только потому, что ты слишком эмоционально, блядь, закрыт, чтобы признать, что, если бы мы все еще жили в Эдмонтоне, мы бы, блядь, официально были признаны женатыми по гражданскому праву.

Майк, блядь, не обязан это слушать.

— Куда ты идешь? — спрашивает Лиам.

— На улицу, — рявкает Майк.

— Если ты сядешь за руль, клянусь…

Майк успевает захлопнуть входную дверь, прежде чем Лиам выпускает еще одну гребаную угрозу. Он бы сел за руль просто назло Лиаму, но у него слишком сильно трясутся руки. Он думает, что это гнев. На этот раз просто гнев.

Он идет в парк, хотя, честно говоря, на улице слишком холодно, чтобы сидеть без куртки — замечательно, он взял пару уроков у Лиама — садится на скамейку, наблюдая, как дрожат руки. Если тремор пройдет, он сможет вернуться и сесть за руль. Он не знает, куда поедет. Куда-нибудь, где Лиам не сможет найти его сразу, где он сможет снова взять себя в руки.

Звонит мама, и Майк не знает, звонил ли ей Лиам или она просто сама выбрала такое хреновое время. Если он проигнорирует вызов, она просто будет продолжать звонить, пока он не ответит.

— Ты сейчас за рулем? — спрашивает мама, как только он отвечает. Ясно, Лиам позвонил ей.

— Тогда я бы не взял трубку, — отвечает Майк вместо «это не твое дело». Это не так, но из его уст прозвучало бы жалко и по-подростковому.

— Ты в машине?

— Лиам не способен выглянуть в окно? — рявкает Майк.

— Эй, — возмущается в ответ его мама.

— Извини, — бормочет Майк.

— Лиам рассказал мне о своей идее, — говорит мама. — Побоялся, что ты разозлишься, если он спросит, но я сказала, что ты будешь благоразумным. Я ведь не сглупила?

Много-много лет самодисциплины удерживают Майка от того, чтобы послать мать подальше.

— Когда это вы двое решили, что имеете право лезть в мою жизнь за моей спиной? — спрашивает он вместо этого. «Отвали» подразумевается под каждым словом.

— Думаю, собака — хорошая идея для тебя. Но ты убегаешь от бедного ребенка, как будто он попросил тебя кого-то убить.

— Он сказал тебе, что угрожал завершить карьеру, если я этого не сделаю? — спрашивает Майк. — Или что он предложил тебе переехать ко мне? Он тебе это сказал, мама?

— Да, — отвечает она. — И я сама предложила переехать, он просто передавал сообщение.

— Тебя не приглашали, — говорит Майк.

— О, нет? — спрашивает она, и Майк стискивает зубы, но не упорствует. У мамы охренительно стальной хребет, и он почти уверен, что, если надавит сильнее, она вмешается, просто чтобы разоблачить его блеф. — Я не понимаю, почему ты так против.

— Я не люблю собак.

— Тебе не нравится принимать десять видов таблеток, но ты все равно это делаешь, — говорит его мама.

Двенадцать, если быть более точным, но кто считает.

— Они целесообразны.

— А служебная собака — нет? По крайней мере, это заставит Лиама меньше беспокоиться.

— Так я должен сделать это, чтобы потакать его паранойе?

— Ты действительно собираешься так это называть? — спрашивает она. — Реально, Майк?

— А как еще это можно назвать?

— Думаешь, я не волнуюсь? — продолжает его мама. — Ты думаешь, я не волнуюсь каждый гребаный день, что переживу тебя, что с тобой что-то случится, и я не узнаю, пока не станет слишком поздно? Не смей насмехаться над этим мальчиком за то, что он беспокоится о тебе. Признай, что тебе повезло, что он у тебя есть, и на твоем месте я бы сделала все, что в моих силах, чтобы так и оставалось, потому что Бог любит тебя, хотя иногда с тобой нелегко иметь дело.

Майк снова сглатывает.

— Ты возьмешь эту чертову собаку, Майкл.

— Я подумаю.

Майк сидит на улице, пока у него не начинают стучать зубы, а потом возвращается. «От холода ты простудишься» — это уже не просто чушь, в последнее время он чувствует себя достаточно плохо, поэтому еще и простуда — это последнее, что ему надо.

Майк направляется прямо в кровать, и Лиам, где бы он ни был, не останавливает его, что очень умно с его стороны. Он не собирается засыпать, хочет просто согреться, но, когда темнеет, чувствует, как проседает матрас, и Лиам ложится в постель.

— Не заставляй меня спать в комнате для гостей, — просит Лиам, когда Майк поворачивается к нему лицом.

— Ладно, — бормочет Майк, откатывается в сторону и снова засыпает.

***

Майк просыпается, когда ему становится невыносимо жарко, он все еще во вчерашней одежде. Лиам излучает тепло ему в спину, нос прижат к его лопаткам, рука крепко обнимает за талию.

Майк вылезает из-под него, лишь слегка повозившись, и смывает с себя пот под душем. Лиам спускается вниз, когда Майк уже допивает свою единственную разрешенную чашку кофе, садится за стол с выжидающим выражением на лице, как будто мама уже звонила ему и сказала, что Майк собирается сдаться.

Майк бы хотел, чтобы она не была права всегда.

— Ты обещаешь выгуливать собаку и кормить? — спрашивает Майк.

Лиам закатывает глаза.

— Если нужно.

Прежде чем начать действовать, Майк должен предоставить свою историю болезни, что имеет смысл — к сожалению, такое часто бывает, как какой-то говнюк притворяется, что у него симптомы, которые нужны для выделения служебной собаки. Он неохотно поднимает этот вопрос на следующей встрече со своим неврологом. Вернее, у одного из своих неврологов: доктор Морган — последний, специалист, к которому его направил общий невролог, как только ему поставили диагноз «болезнь Паркинсона». В глубине души он надеется, что доктор Морган скажет, что служебная собака Майку явно не нужна.

— Думаю, это отличная идея, — говорит доктор Морган, и Майк хмуро смотрит в пол. Вечером возвратившись домой, оставляет бумаги для Лиама на кухонном столе и рано ложится спать.

Лиам, нетерпеливый говнюк, его не интересует лист ожидания, и пацан отдает, скорее всего, ужасающую сумму денег — он не говорит Майку сколько, так что