верить в существование некоего божественного существа, прежде чем пытаться угодить ему. Однако если вера не заставляет человека предпринимать подобные попытки, то это не религия, а всего лишь богословие; вспомним слова апостола Иакова: «Вера без дел мертва». Иными словами, человек не является по-настоящему религиозным, если он не строит собственную модель поведения по отношению к окружающим на основе страха перед Богом или любви к Нему. С другой стороны, простое исполнение правил и догматов, лишенное истинной веры, также не является религией. Так, для примера, два человека могут вести себя совершенно одинаково, но один из них является абсолютно религиозным, а другой нет. Если один действует из любви или страха перед Богом – он религиозен; если другой действует из любви или страха перед человеком – он находится в уже строгих рамках человеческой морали, в зависимости от того, соответствует ли его поведение общему благу или нет. Таким образом, вера и практика, или, говоря богословским языком, вера и мирская жизнь, имеют одинаковое значение для религии, которая не может существовать без них. Однако необязательно, чтобы религиозная практика имела форму ритуала, то есть она необязательно должна заключаться в принесении жертв, чтении молитв и других обрядах. Цель – угодить божеству, и если это божество приветствует милосердие больше, чем кровавые жертвы, песнопения и воскурения благовоний, то его последователи будут угождать ему не тем, что будут преклонять перед ним колени, воспевать его имя или наполнять его храмы дорогими дарами. Угождать божеству они будут как раз милосердием и любовью по отношению к другим людям, ибо в этом они будут подражать, насколько это позволяет их немощь, совершенству божественной природы. Именно эту этическую сторону религии не уставали пропагандировать еврейские пророки, вдохновленные идеалом Божьей благости. Так, Михей говорит: «О, человек! сказано тебе, что – добро и чего требует от тебя Господь: действовать справедливо, любить дела милосердия и смиренномудренно ходить пред Богом твоим». И в более позднее время энергия, с которой христианство покорило мир, во многом исходила из того же представления о нравственной природе Бога и возложенной на человека обязанности соответствовать ей. Святой Иаков говорит, что чистое и непорочное благочестие перед Богом, нашим Отцом, заключается в том, чтобы помогать сиротам и вдовам в их нуждах и хранить себя в чистоте от этого мира.

Но если религия предполагает, во‑первых, веру в некие сущности, управляющие миром, и, во‑вторых, попытку завоевать их расположение, то она также явно предполагает, что ход вещей в природе в какой-то степени может быть изменен. Так, мы можем убедить или побудить вышеупомянутых сущностей, управляющих ею, изменить в нашу пользу ее бытие. Подразумеваемая гибкость или изменчивость природы прямо противоречит принципам как магии, так и науки, которые предполагают, что природные процессы статичны. Различие между этими двумя противоречивыми взглядами на мироздание зависит от ответа на важнейший вопрос: являются ли силы, управляющие миром, сознательными и персонифицированными или бессознательными и безличными? Религия, как некий результат компромисса в восприятии человеком высших сил, предполагает первый вариант. Ведь всякое согласие предполагает, что вступающая в диалог сущность имеет сознание, а ее поведение может быть изменено в желаемом направлении путем апелляции к ее интересам, желаниям или чувствам. Сама концепция согласия неприменима ни по отношению к предметам, которые считаются неодушевленными, ни по отношению к людям, поведение которых в конкретных обстоятельствах заведомо определено с абсолютной точностью. Таким образом, в той мере, в какой религия предполагает, что мир управляется сущностями, обладающими сознанием, она находится в фундаментальном антагонизме как с магией, так и с наукой, обе из которых считают самим собой разумеющимся, что ход природы определяется не капризами персонифицированных существ, а правилом неизменных законов, действующих объективно. В магии, правда, это предположение лишь подразумевается, а в науке оно выражено явно. Верно и то, что магия часто имеет дело с духами, которые являются личностными агентами того типа, который предполагается религией. Но всякий раз, когда магия вызывает их, она обращается с ними точно так же, как с неодушевленными агентами, то есть принуждает или заставляет что-то совершить, а не примиряет или умилостивляет их, как это делала бы религия. Таким образом, предполагается, что все персонифицированные сущности, как человеческие, так и божественные, в конечном счете подчинены тем безличным силам, которые управляют всем сущим, но способности которых тем не менее могут быть использованы тем, кто знает, как манипулировать ими с помощью соответствующих обрядов и заклинаний.

CXXII. Две формы естественной религии[104]

Если мы рассмотрим естественную религию первобытных народов во всех частях света, то, вероятно, обнаружим, что она везде принимает одну из двух форм, которые, не будучи абсолютно несовместимыми друг с другом, обычно принимаются верующими одинаково хорошо. Первая форма – поклонение природе, вторая – поклонение мертвым. Cкажем несколько слов о каждой из них.

Во-первых, говоря о поклонении природе, мы имеем в виду поклонение природным явлениям, воспринимаемым как одушевленные, наделенные способностями приносить пользу или вред человеку. При подобном восприятии они, естественно, являются объектами человеческого благоговения и источниками страха. Предполагается, что, если угодно, сознание природных явлений строго аналогично человеческому, что они подвержены тем же страстям и эмоциям и обладают способностями, которые, хотя и напоминают человеческие по виду, часто значительно их превосходят. Таким образом, в сознании первобытного человека природные явления приобретают характер грозных и опасных духов, гнева которых он хочет избежать, а благосклонности которых он заинтересован добиться. Для достижения этих целей он прибегает к тем же средствам, которые использует по отношению к людям, от благосклонности которых он зависит; он обращается к ним с просьбами, делает им подарки; иными словами, он молится и приносит им жертвы; так или иначе, он им поклоняется. Таким образом, то, что мы можем назвать поклонением природе, основано на персонификации природных явлений. Действуя ли сознательно, руководствуясь ли теорией, или, что более вероятно, инстинктивно, повинуясь импульсу своей природы, первобытный человек на определенной, необязательно самой ранней стадии своей интеллектуальной эволюции приписывает всем или, во всяком случае, наиболее ярким объектам природы, одушевленным или неодушевленным, которые его окружают, личность, сходную с его собственной. Этот процесс одушевления, по-видимому, является основной, хотя, возможно, и не единственной причиной поклонения природным явлениям у первых людей.

Другой формой естественной религии является поклонение мертвым. Хотя эта форма отличается от поклонения природе как сама по себе, так и по предпосылкам, на которые опирается, обе, пожалуй, в равной степени распространены были среди первых людей и, вероятно, оказали по меньшей мере равное влияние на развитие социально-общественных институций. Предпосылок, на которых зиждется поклонение мертвым, всего две: во‑первых,