которыми он окружен, и только о них мы говорим, есть и другие, помимо простой потребности в пище, которые оказали мощное влияние, затронув его воображение и стимулировав его энергию, и таким образом способствовали созданию сложной структуры религии. Для сохранения вида репродуктивные процессы не менее важны, чем пищеварительные, и здесь мы вступаем в совершенно иную сферу мыслей и чувств, а именно половые отношения, со всей глубиной нежности и всеми сложными проблемами, которые влечет за собой эта таинственная связь. Изучение различных форм – неосязаемых и ощутимых, тонких и неуловимых, в которых половой инстинкт формировал религиозное сознание нашего вида, – одна из самых интересных, а также одна из самых сложных и тонких задач, которые стоят перед будущим историком религии.

Но воздействие, которое оказывают друг на друга мужчины и женщины, сокровенное и глубокое, каким оно было и должно быть всегда, далеко не исчерпывает тех сил притяжения, которые связывают людей в обществе. Необходимость взаимной защиты, экономические преимущества сотрудничества, передача знаний, великие идеи, генерируемые великими умами, рассекающими тьму невежества подобно лучам света с высоких башен, – все это и многое другое объединяет людей в сообщества и заставляет маршировать по дороге прогресса с удвоенной силой, которой не могут противостоять отряды первобытной анархии. Вот почему, если мы представим, насколько тесно человек зависит от общества, мы, вероятно, признаем, что из всех известных нам сил, определяющих судьбу человека, влияние человека на человека является, безусловно, наибольшей. Если это так, по-видимому, следует, что среди реальных или воображаемых существ, которых религиозное воображение наделило атрибутами божественности, духи людей, скорее всего, будут играть более важную роль, чем духи растений, животных или неодушевленных предметов. Мы полагаем, что тщательное изучение фактов, которое еще предстоит провести, подтвердит этот вывод; и если бы мы могли строго допросить фантомы, которые человеческий разум извлек из глубин собственного бездонного невежества, назвал их богами и поселил в храмах, мы бы обнаружили, что большинство из них были не чем иным, как призраками умерших людей. Но сказать это – значит предвосхитить результат будущих исследований.

CXXVII. От анимизма к монотеизму[107]

Процесс деспиритуализации Вселенной, если можно так выразиться, был чрезвычайно медленным и постепенным. После того как люди заселили духами каждую скалу и холмик, каждое дерево и цветок, каждый ручей и речку, каждый порыв ветра и каждое облако, они, в силу того, что можно назвать ресурсом восприятия, начали ограничивать число духов. Вместо отдельного духа для каждого дерева они стали представлять себе бога леса вообще – Сильвануса и т. п.; вместо того чтобы воспринимать все порывы ветра как отдельных богов, каждого со своим характером и особенностями, они создали себе единого бога ветров – Эола. Последний держал все остальные ветра в мешках и мог выпустить их по желанию, чтобы устроить бурю. Иначе говоря, несчетное множество духов или демонов было обобщено и сведено к сравнительно небольшому числу божеств; на смену анимизму пришел политеизм. Теперь считалось, что миром управляет пантеон богов и богинь, обладающих индивидуальными характерами, силами и функциями, в силу которых им вверялось управление теми или иными явлениями природы или человеческой жизни. В результате подобного обобщения инстинктивное стремление разума к упрощению и унификации представлений было удовлетворено, но удовлетворение это было частичным и временным. Разум не мог окончательно смириться с представлением о нескольких отдельных и более или менее независимых божествах, склонности и деятельность которых постоянно противоречили друг другу.

Тот же процесс абстрагирования и обобщения, то же стремление к упрощению и унификации, которое послужило развитию политеизма из анимизма, привело к образованию монотеизма из политеизма; множество богов, которые долгое время делили между собой власть над миром, были вынуждены отдать свою власть в руки одного-единственного божества – Творца всего сущего. Сначала этот единый Бог представлялся, например, иудеям, как управляющий всей природой путем произвольных волевых актов и способный изменять собственное целеполагание путем обращения к своему Я, то есть собственным страстям или интересам. Однако с течением времени, когда единообразие и неизменность законов природы были признаны в результате прогресса науки, стало необходимым или целесообразным освободить божество от его обязанностей непосредственного вдохновителя всех событий в нашем мире и возвести его, если можно так выразиться, в более высокий ранг в качестве творца или архитектора Вселенной. Одновременно управление менее значимыми делами было возложено на подчиненных ему ангелов. Последние представляют собой вполне реальные физические силы, которые современная наука, если мы правильно ее понимаем, сводит к гравитации и электричеству, или, возможно, только к электричеству. Таким образом, спиритуалистическая теория мира претерпела процесс упрощения и унификации, аналогичный тому, который претерпела материалистическая теория: как материалистическая гипотеза свела множество форм материи к одному элементу – водороду, так и спиритуалистическая гипотеза объединила множество божеств в личности одного Бога.

CXXVIII. Исида и Мадонна

В Древней Греции Исиду представляли как богиню плодородия. Ее отождествляли с Деметрой. В греческой эпиграмме она названа «родившей плоды земли» и «матерью пшеничных колосьев», а в гимне, сложенном в ее честь, она названа «царицей пшеничного поля» и «поручена заботам о богатом пшеницей пути плодородной борозды». Соответственно, греческие и римские художники часто изображали ее с колосьями на голове или в руке.

Можно предположить, что именно такой была Исида в древности, сельская мать-пшеница, которую египетские крестьяне почитали, исполняя первобытные обряды. Но изначальные черты этой богини едва ли можно проследить в том облагороженном, святом облике, который, одухотворенный веками религиозной эволюции, предстал перед ее адептами в наши дни в образе истинной жены, нежной матери, благодетельной царицы природы, озаренной нимбом нравственной чистоты, вечной и таинственной святости. В этом образе она покорила многие сердца далеко за пределами своей родины. В том многообразии религий, которое сопровождало упадок социальной жизни в античности, поклонение ей было одним из самых популярных в Риме и во всей империи. Некоторые римские императоры сами открыто почитали ее. И хотя религия Исиды, как и любая другая, часто служила подобием маскировочной одежды мужчинам и женщинам, ведущим разгульный образ жизни, в целом ее обряды отличались благородством и спокойствием, торжественностью и благопристойностью, способными успокоить беспокойный ум и облегчить отягощенное сердце. Поэтому они привлекали нежные души, и прежде всего женщин, которых кровавые и развратные обряды других восточных богинь только шокировали и отталкивали. Поэтому не приходится удивляться, что в эпоху упадка, когда пошатнулись традиционные верования, когда умы людей были встревожены, когда сама ткань империи, некогда считавшаяся вечной, начала давать зловещие прорехи и трещины, безмятежная фигура Исиды с ее духовным спокойствием, с ее благодатным обещанием бессмертия должна была показаться многим звездой на темном небе и вызвать в их груди восторг преданности, не похожий на тот, который