Теи всегда разводил небольшой костер, словно не желал затмевать им лунный и звездный свет. Его костер был рассчитан на то, чтобы мы могли сидеть вплотную у огня, наслаждаясь умеренным количеством света и тепла.

Ничто не шло в сравнение с ночами, когда полная луна, повиснув в небе, рассыпала перед нами золото и серебро на поверхности Тихого океана, а за спиной у нас играла бликами на лиственных крышах хижин и на медленно тянущихся к звездам, блестящих пальмовых кронах. Мощный лунный прожектор озарял весь лес. Широкие банановые листья и причудливые деревья напоминали крылатых драконов и косматых троллей, которые сгрудились, шушукаясь, вплоть до черного зубчатого контура отрезавшей нас от остального мира горной стены. Кроме ветра, прибоя и наших собственных голосов мы слышали только журчание реки да изредка блеяние диких коз на склонах или хрюканье свиней на опушке.

Скудное имущество Теи Тетуа включало одно чужеземное изобретение-огниво, подаренное одному из его предков каким-то европейским путешественником. Если старик добывал огонь трением, то лишь затем, чтобы показать нам, что в совершенстве владеет этим древним полинезийским искусством. Но конечно, куда проще и легче было высечь кремнем и сталью искру на трут.

В один из вечеров Теи Тетуа долго сидел и глядел на угли костра, потом начал медленно покачиваться и хриплым стариковским голосом затянул песню, от которой у нас мурашки побежали по телу. Казалось, песня эта родилась в ином мире. Она была довольно монотонной и напоминала литургическую декламацию, однако мы слушали как завороженные. Теи пел о сотворении мира.

«Тики, бог человека, живущий на небесах, создал землю. Потом он создал воды. Потом он создал рыб. Потом он создал птиц. Потом он создал плоды. Потом он создал пуаа (свинью). Когда все это было сделано, он создал людей. Мужчину по имени Атеа. И женщину по имени Атаноа».

Дальше они уже сами потрудились, добавил от себя Теи. И продолжал декламацию. Долго-долго перечислял он генеалогии королей и королев, начиная от Атеа и Атаноа и кончая поколением Туа, отца Теи.

— Теи, — спросил я, — ты веришь в Тики?

— Э, — ответил Теи. — Да. Я католик, как и все теперь, но верю в Тики.

Старик взял камень и показал мне.

— Как ты его называешь?

— Стейн, — сказал я по-норвежски.

— Мы называем его каха. А это? — Он показал на костер.

— Бол, — ответил я.

— А мы — ахи, — сказал старик.

Потом он спросил, как зовут бога, сотворившего людей.

— Егова, — ответил я.

— Мы называем его Тики, — подхватил Теи и добавил: — Мой народ сразу, понял, что миссионеры подразумевали Тики, когда прибыли на острова и начали рассказывать про своего бога.

— Но у вашего народа был не один бог, вы еще верили в Тане, — осторожно заметил я.

И получил интересное разъяснение. Выдающиеся короли после смерти возводились в ранг божества, но только Тики был Творцом. Тане — вроде Атеа, божественный прародитель, которого создал Тики. Вначале на здешних островах жили два рода людей. У каждого из них был свой прародитель. Атеа — смуглый, черноволосый, от него происходят эната, известные нам островитяне. Тане был белый, светловолосый, от него произошли хао'э, белые вроде нас[12].

Теи верил в одного бога; остальные легендарные герои древности были великими людьми.

— Но, Теи, — сказал я, — в дебрях мне часто встречался Тики — он сделан из камня. Вытесан из камня жрецами.

— Тики не был сделан из камня, — спокойно возразил Теи. — Никто не видел Тики. Жрецы изготовляли изображения Тики для народа. Я был в церкви Омоа. Ваши жрецы тоже делают священные изображения.

Старик взял свою бамбуковую флейту, поднес ее к ноздре и стал носом исполнять своеобразную мелодию. Он не хотел больше обсуждать религиозные вопросы. Он стал католиком, но сохранил старую веру. Для него Тики был то же, что Егова.

В толковании Теи получалось, что некоторые древние короли выступали в роли вечного Тики. Возможно, они считались его наместниками или земным воплощением, как это было со священными правителями в Египте, Мексике, Перу. Подобно им, обожествленные правители на Маркизских островах женились всегда на своих сестрах.

Именно Тики, живой и реальный Тики, привел предков Теи Тетуа через океан на эти острова.

— Откуда? — спросил я, с нетерпением ожидая, что ответит старик.

— Из Те-Фити, с востока, — ответил он и кивнул в ту сторону, где восходило солнце.

Ближайшей сушей в той стороне была Южная Америка.

Вот так штука. Все исследователи считали установленным, что эти люди пришли с противоположной стороны. Из Азии. Но сами островитяне всегда называли свою родину Те-Фити, в буквальном переводе — «восток». А для того, кто находится посреди Тихого океана, «восток» — это Америка, а не Азия.

Такую же легенду слышал Генри Ли в долине Пуамау. И когда американский этнолог Э. Хэнди собирал для своей книги народные предания Маркизов, ему до— велось услышать весьма реалистический рассказ о будто бы имевшем место на самом деле обратном плавании в Те-Фити. В заливе Атуана группа мужчин, женщин и детей погрузилась однажды на необычайно большое судно, названное «Каахуа». Они взяли курс на восток и в конце концов дошли до страны предков

— Те-Фити. Часть осталась там, другим удалось возвратиться на Маркизские острова.

Необычное сообщение настолько поразило Хэнди, что он переспросил рассказчика. И записал: «Рассказчик настаивал на том, что страна находилась там, откуда восходит солнце (и те тихена умати)»[13].

Задолго до Хэнди немецкий этнолог фон ден Штейнен тоже с удивлением услышал рассказ о легендарной родине Фити-Нуи — «Большой Восток». Будто бы эта страна находилась «по ту сторону восточного мыса Мата-Фенуа». Мата-Фенуа

— название длинного узкого мыса, образующего восточную оконечность Хива-Оа и указывающего прямо на Южную Америку.

Я посмотрел на озаренный лунным светом океан. Конечно, до Америки далеко. Но расстояние до Азии вдвое больше, а ветер и течение неизменно идут сюда со стороны Южной Америки. Меня вдруг осенило, что ведь мы сидим на том самом из тысячи островов и атоллов Полинезии, который был первым обнаружен европейцами. Именно Фату-Хива оказался для европейцев воротами в Полинезию. Причем они шли сюда как раз из Южной Америки. И горы Тауаоуохо за нашей спиной, очевидно, были первой полинезийской землей, представшей европейскому глазу.

Испанская экспедиция Менданьи, открывшая Полинезию в 1595 году, шла с востока, из Перу прямиком до Фату-Хивы. Перуанские инки рассказали испанцам про обитаемые острова далеко в океане. К тому времени европейцы почти триста лет знали восточные берега Азии, но ничего не слышали про обитаемые острова в Тихом океане. А когда они прибыли в Перу, инкские моряки и историки снабдили их точными указаниями, как дойти до островов с темнокожими людьми, о которых европейцы и не подозревали. За полвека до того Магеллан пересек Тихий океан и почти до самых Филиппин не встретил суши. Между тем в океане были острова; по инкским преданиям, именно туда направился, покинув Америку, белый культурный герой из Тиауанако. После того и сами инки выходили в океан. Последнее крупное плавание на острова, упоминаемые в инкских источниках, было совершено Инкой Тупаком Юпанки, дедом того Инки, которого застали испанцы. Наслышавшись от своих купцов про острова, населенные черными людьми, он снарядил целую флотилию бальсовых плотов у побережья Эквадора, в том самом месте, откуда некогда отчалил его легендарный предшественник. Но в отличие от культурного героя из Тиауанако Инка Тупак Юпанки отсутствовал только год и вернулся со своей флотилией в Перу, привезя чернокожих пленников в подтверждение того, что достиг цели. Престарелый хранитель сувениров этой экспедиции еще был жив, когда испанцы пришли в Перу[14].