Теи посмотрел на меня, словно учитель, которому задали глупейший вопрос.

— Аоэ, — ответил он. — Нет. Двойные люди никогда сюда не забирались, чтобы посадить что-нибудь.

Нет, тут растет фаа-хока, древний плод, посаженный далекими предками Теи. Фаа-хока появился задолго до того, как первые чужеземцы посетили Фату-Хиву. Около деревни Омоа разводят другой ананас, много крупнее. Его привезли миссионеры, это всем известно. А этот сюда доставил Тики.

Сидя на каменистом откосе и глядя на маленький дикий ананас в моей руке, я громко рассмеялся: я ведь читал про этого плутишку. И он показался мне ароматнее прежнего… Вспомнилось, как профессора в университете поручили мне перед отъездом сделать на факультете доклад о Маркизах. Я проштудировал, в частности, три тома, в которых Ф. Браун описывал маркизскую флору. Ананас — сугубо американское растение, неспособное преодолеть океан без помощи человека. Но уже Браун знал, что вид Ananas sativus разводили на здешних островах задолго до прихода европейцев. Он записал шесть разных названий культивируемых вариаций; все они составляли элемент древней маркизской культуры и развились на островах из южноамериканского вида. По чисто ботаническим соображениям Браун заключил: перед нами свидетельство того, что полинезийцы получили исходный материал при прямом контакте с Америкой до того, как европейцы обнаружили Маркизы[20].

К такому же заключению пришел он и относительно папайи. Папайя — еще одно сугубо американское растение доколумбовой поры; тем не менее на Маркизских островах выращивали два варианта. Более крупный и вкусный сорт островитяне называли «ви Оаху»; по их словам, он был привезен одним миссионером с острова Оаху на Гавайском архипелаге. Второй, менее крупный сорт назывался «ви ината»; его островитяне относили к своим собственным культурам, привезенным первоначальными поселенцами. Папайя тоже не могла попасть из Южной Америки на Маркизы без помощи человека, и Браун полагал, что перед нами еще одно свидетельство интродукции аборигенами[21].

…Кругом американская трава, которой сама природа выстлала открытый ветру склон, в руке у меня древнее американское продовольственное растение. Почему эти интереснейшие ботанические факты не подстегнули раньше мое серое вещество? И почему с ними не считаются антропологи? А впрочем, кто из антропологов стал бы вообще читать три тома о маркизской флоре. Возможно, коллеги Брауна познакомились с его данными. Доктор Салливен, видный специалист по физическим типам маркизцев, самостоятельно пришел к мысли, что полинезийцы антропологически стояли ближе к древним жителям Америки, чем к азиатам и индонезийцам. Но вряд ли он знал, что то же относится к маркизским растениям. Он ведь измерял черепа, ему не приходилось считать тычинки. И вряд ли кто-нибудь рассказывал ему, что некий ботаник по фамилии Браун установил, что большинство растений Маркизов происходит из Америки, а не из Австралии или Индонезии. В свою очередь Браун как ботаник не осмелился подвергнуть сомнению слабо обоснованные, но широко известные антропологические гипотезы, будто люди пришли на Маркизские острова с запада, из какой-то области в Азии. И он скромно заключил: «Хотя получается, что главный поток полинезийской иммиграции направлялся с запада, а не с востока, как исконная флора, несомненно существовала какая-то связь между туземцами Американского континента и Маркизов».

У меня родилось сомнение, чтобы такая сложная проблема, как происхождение полинезийцев, могла быть решена узким специалистом. Тут требовался широкий подход на базе основательной научной подготовки. Это задача для детектива от науки, способного восстановить целостную картину из различных открытий, сделанных специалистами. Специалист может зарыться глубоко в свою нору и выдать на-гора тот или иной результат, но это еще не означает, что он решил весь ребус. Нужен исследователь, располагающий данными всех специалистов и обобщающий их. Для меня это было совершенно очевидно. Ботаник может подсказать ценные мысли антропологу, который пытается реконструировать древние морские пути. Человек способен дважды изобрести одно и то же каменное орудие, но ананас он должен привезти с собой.

Мы с Теи бежали бок о бок вниз по крутому склону. Жесткая трава обдирала мне ноги, солнце обжигало плечи. Добежав до места, где росли перувианские вишни, я сбросил на землю свою ношу. Лив обожала эти плоды. Величиной с черешню, а по виду и запаху — крохотный помидор. Карликовый помидор Physalis peruviana — еще одно несомненно американское растение, которое европейцы находили по всей Восточной Полинезии — от острова Пасхи до Гавайи, а ведь эта культура разводилась древними жителями Америки от Мексики До Перу. Я набрал несколько горстей и присовокупил их к ананасам. За это время Теи успел уйти далеко, и пришлось основательно потрудиться, чтобы догнать его. Вместе мы вошли в пальмовую рощу. Кокосовые орехи… Еще один указатель.

Лив и Момо встретили нас восторженными криками, но я был до того поглощен своими мыслями, что забрался в хижину и лег — лег головой в сторону качающихся пальм. Кокосовые орехи тоже…

Больше ста лет ботаники обсуждали вопрос о происхождении кокосовой пальмы. Ведь все родственные виды, общим числом около трехсот, были американскими. Большинство исследователей полагало, что течение доставило плоды из тропической Америки в Полинезию, а оттуда в Юго-Восточную Азию. Но кое-кто сомневался, чтобы ядро ореха с его гигроскопической кожурой и тремя мягкими глазками оставалось неповрежденным после многомесячного воздействия морской воды и различных организмов. Уже потом, после экспериментов, проведенных ботаниками в цистернах на берегу и командой «Кон-Тики» в океане, было установлено, что кокосовые орехи не могли сохранить всхожесть, плывя с морским течением из Южной Америки в Полинезию. Живя на Маркизах, я сам убедился, что ни один из выброшенных на берег намокших, гниющих орехов не давал жизнеспособных всходов. И ведь если ананас и папайя были доставлены человеком, то и кокосовые орехи могли попасть на острова таким же способом.

Кокосовый орех, содержащий пищу и свежий напиток, лучше всех своих многочисленных диких родичей среди южноамериканских плодов годился как провиант в дальних плаваниях. Капитан Портер больше ста лет назад услышал от маркизцев, что их предки доставили кокосовый орех из далекой страны на востоке. В прошлом веке один миссионер записал примечательную деталь, будто кокосовый орех был привезен на Маркизы «на каменном судне». У слова «паэпаэ» два значения; миссионер привык, что им обозначаются каменные платформы — фундаменты местных хижин, но в других частях Полинезии этим словом называют также плоты.

А не найдутся ли еще какие-нибудь ботанические указания на древнюю Южную Америку?.. Пожалуйста: вот эти бутылочные тыквы, подвешенные к потолочным балкам нашей хижины. Как и во всяком полинезийском хозяйстве, у нас были высушенные на костре калебасы с веревочной ручкой, в которых мы держали воду. Тыкву Lagenaria знаменитый шведский этнолог Эрланд Нурденшельд считал «важнейшим доказательством доколумбовых связей между Океанией и Америкой»[22]. В самом деле, в могилах на Тихоокеанском побережье Перу были найдены высушенные на костре бутылочные тыквы, которые, как и на полинезийских островах, употребляли в качестве сосудов и поплавков. Их находили в погребениях рядом с мумиями доинкской поры. В древнейших перуанских могилах в Паракасе, а также в Арике — на взморье ниже Тиауанако — калебасы лежали вместе с гуарами, веслами и моделями плотов, принадлежавшими местным купцам и рыбакам.