Осенью 1784 г. Лa Мотт познакомилась с ювелирами Бемером и Бассанжем, которые все еще не могли найти покупателя для ожерелья. А в январе 1785 г. вернувшийся из поездки в свое епископство в Эльзасе Роган узнал, что Мария-Антуанетта просила его взять на себя роль посредника в переговорах о приобретении этого ожерелья. Королева хочет иметь его, чтобы одеть на празднике 2 февраля, и обещает заплатить стоимость бриллиантов, равную 1600 тыс. ливров, несколькими платежами, производимыми раз в три месяца. Роган попросил Жанну взять у Марии-Антуанетты для ювелиров письменное обязательство об уплате.

Жанна принесла документ с просьбой от имени королевы держать его в секрете – ведь покупка ожерелья производится без ведома короля.

После этого кардинал быстро уладил дело с ювелирами и подтвердил гарантию погашения долга, содержащуюся в документе, который был подписан «Марией-Антуанеттой французской». Как впоследствии указал Рогану Калиостро, королева вряд ли могла подписаться таким, совершенно не принятым, образом. Но это соображение ясновидец высказал, когда было уже поздно что-либо исправить. Документ не вызвал сомнений ни у Рогана, ни у ювелиров. Кардинал привез ожерелье Жанне, которая в его присутствии передала бриллианты в соседней полутемной комнате какому-то лицу, по ее словам, посланцу от королевы.

Заговорщики немедленно разрезали ожерелье. Муж Жанны отправился с большим количеством бриллиантов в Англию, где распродал их лондонским ювелирам. Вильета случайно арестовали и нашли при нем часть бриллиантов, но Жанна сумела добиться освобождения своего любовника. Все развивалось, как она предполагала. Расплатившись с долгами, Жанна торжественно отправилась в свой родной город Бар-сюр-Об, чтобы покрасоваться перед местными жителями, ранее презрительно третировавшими «нищую Валуа». Вслед за ней везли шесть карет, набитых дорогими вещами. Правда, вскоре Жанна ненадолго съездила в Париж.

Там в ее отсутствие события развивались быстрыми темпами. На празднике 2 февраля, к изумлению кардинала и ювелиров, королева так и не надела купленного ею ожерелья. Но у Жанны был и на это ответ: королева находит цену слишком большой. Ювелиры делают уступку. Тогда Жанна разъясняет, что Мария-Антуанетта не хочет носить ожерелья, так как до полной расплаты с ювелирами не считает его своим.

12 июля Бемер поехал в Версаль с письмом к Марии-Антуанетте, составленным под диктовку кардинала. В письме выражалась радость по поводу того, что великая королева теперь обладает наилучшим в мире ожерельем. Бемер передал через слуг письмо и уехал, не дожидаясь ответа. Королева прочла письмо и, считая, по-видимому, ювелира сошедшим с ума, велела своей придворной мадам Кампан передать ему, что она не собирается покупать бриллианты. Однако Мария-Антуанетта не сочла, нужным потребовать от Бемера объяснения непонятного для нее содержания письма.

Подошел срок первого платежа и Жанна опасалась, что дело вскроется раньше времени. Поэтому Роган 31 июля получил записку от «королевы», где содержалась просьба перенести срок первого взноса с 1 августа на 1 октября с тем, чтобы тогда было выплачено не 400 тысяч, а 700 тысяч ливров – половина новой цены ожерелья. В первый раз у Рогана возникает смутное подозрение. Он сравнивает полученную записку с оставшимися у него от прежних лет письмами королевы. Никакого сходства! Но Жанне удается успокоить прелата: она приносит якобы от имени королевы первые 30 тысяч ливров в счет уплаты за ожерелье. Кардинал снова убежден – откуда у такой бедной женщины, как Лa Мотт, могут появиться 30 тысяч ливров, если они не переданы ей королевой? Но беспокойство уже передалось ювелирам. Тогда 3 августа Жанна решилась на смелый шаг. Она прямо объявила Бассанжу, что обязательство королевы об уплате – подделка. Авантюристка рассчитывала, что прижатый к стене Роган для предотвращения скандала сам покроет стоимость колье.

Перепуганные ювелиры, не осмеливаясь показаться на глаза Рогана, бросились к мадам Кампан. Та им подтвердила, что Мария-Антуанетта не получала ожерелья. Лишь на следующий день, 4 августа, Бассаж задал Рогану роковой вопрос: уверен ли он в честности посланца королевы, которому было передано ожерелье? Это «лицо» – Вильет, как раз в это время, пришпоривая коня, скакал в Женеву, чтобы очутиться за пределами Франции; д’Олива, сменившая Ла Мотта на нового возлюбленного, была отправлена в Брюссель. Удалив других участников похищения, Жанна считала ненужным бежать самой, вместо этого она снова вернулась в Бар-сюр-Об и стала выжидать дальнейшего развития событий.

А кардинал все еще уверял ювелиров, что он сам лично получил поручение от королевы и уже ему переданы в счет уплаты за ожерелье первые 30 тысяч ливров. Однако после ухода ювелиров обеспокоенный прелат вызвал своего главного советника Калиостро. Великий маг был человеком практичным и немедленно указал Рогану, что гарантийное письмо, подписанное «Мария-Антуанетта французская» является подделкой. Калиостро рекомендовал Рогану поспешить, пока не поздно, признаться самому во всем перед королем и просить прощения. Но Роган продолжал колебаться. Между тем Мария-Антуанетта 12 августа узнала от ювелиров все известное им о похищении.

15 августа Рогана арестовывают по приказу короля. Узнав об этом, Лa Мотт спешно вернулась домой в Париж и сожгла все компрометирующие ее бумаги. Вскоре и она была взята под стражу. Вильет и д’Олива были выданы французским властям и вместе с главными героями «дела об ожерелье» предстали перед судом парижского парламента. Были привлечены к суду даже Калиостро и его жена. С исключительной изворотливостью Жанна пыталась свалить всю вину на Рогана, по ее словам, якобы собиравшегося похитить ожерелье, и на Калиостро, по ее утверждению, подделавшего гарантию королевы и надеявшегося использовать бриллианты для своих магических сеансов. Однако показания Вильета и Оливы вскоре выяснили суть дела. В результате Роган и Калиостро были полностью оправданы. Олива также была объявлена невиновной. Вильет отделался изгнанием из Франции. Он цинично доказывал, что подделанная им «гарантия» не является подделкой – ведь королева никогда не подписывалась «Мария-Антуанетта французская».

Мягкий приговор был вовсе не случайностью и не результатом давнишнего фрондирования парижского парламента, недовольного вмешательством короны в его права. Такой приговор был следствием общественного возбуждения, связанного с процессом. Калиостро и Роган становятся широко популярными людьми. Дамы носят модные красно-желтые ленты (красный цвет кардинальской шапки и желтый цвет соломы, служивший постелью для узников Бастилии). Тайная типография печатает отчеты о процессе, тексты речей адвокатов продаются за баснословные деньги. Повсюду слышатся издевательские стихи по адресу королевы. Говорили, что в случае обвинительного приговора в Париже вспыхнули бы волнения.

Виновность самой Ла Мотт не вызывала сомнения. На суде она в припадке гнева бросила тяжелый бронзовый подсвечник в Калиостро. Потом она изображала сумасшедшую. Приговор гласил – подвергнуть Жанну Ла Мотт публичному сечению и заклеймить буквой «V» (Voleuse – воровка). После выполнения приговора Жанну отправляют в исправительную тюрьму.

Король отдал приказ выслать Рогана в его епархию. Калиостро было предписано покинуть Францию, и он уехал в Лондон.