— Займись. Я плохо спал, глаза просто горят.

Леваллуа проворчал в ответ: «Ага, можно подумать, я спал!», но, вздохнув в свою очередь, сел рядом с Лемуаном:

— Поехали.

Тот предупредил:

— Постарайтесь не сделать ни одной ошибки, иначе вся работа насмарку. Сейчас покажу вам, откуда начинать, для того чтобы формат соответствовал тому, которого требует компьютерная программа. Вот отсюда, лейтенант, и внимательно!

Лейтенант приступил к диктовке: «А, А, Т, А, А, Т, А, А, Т, А, А, Т, Г, Т, Ц, Г, Г, Т, Ц…» Лемуан стучал и стучал по клавиатуре.

Прошло минут двадцать, полицейский выдохнул: «Ну, всё!», биолог нажал на клавишу ввода, и несколько секунд они ждали. Первый генетический отпечаток сравнивался в это время с миллионами других, хранившихся на засекреченных серверах здания в Экюлли.

Наконец на мониторе появился ответ:

РЕЗУЛЬТАТ ОТРИЦАТЕЛЬНЫЙ

— Первого отпечатка в картотеке нет, то есть владелец его неизвестен. Похоже, ваша версия не проходит, а, комиссар? Заканчиваем?

— Продолжаем.

Они продолжили. Второй отпечаток — результат отрицательный. Они выпили кофе, Леваллуа выкурил сигарету, Шарко шагал и шагал из угла в угол. Третий отпечаток — результат отрицательный. Четвертый… Процессоры тихо гудели, вентилятор шумел. И тут глаза у лейтенанта полезли на лоб.

— Не может быть! Вот же он! Нет, я просто глазам своим не верю!

Шарко вскочил и бросился к нему. Лемуан в это время прочел появившуюся на экране запись: имя, фамилию, дату рождения.

— Грегори Царно. Родился в январе тысяча девятьсот восемьдесят седьмого года.

Шарко показалось, что ему выстрелили прямо в сердце. Леваллуа так пялился в монитор, словно и впрямь не верил своим глазам.

— Черт побери, что бы это значило?

— Вы его знаете? — спросил криминалист.

Леваллуа кивнул:

— Девушка, ставшая жертвой преступления, которое мы сейчас расследуем, насколько я помню, виделась с ним в тюрьме. — Он заглянул в глаза Шарко. — Я не ошибаюсь, Франк? Ева Лутц побывала в тюрьме у Грегори Царно, так? Его имя есть в том самом списке заключенных, так?

Взволнованный Шарко положил ему руку на плечо.

— Пойди-ка, Жак, разомни ноги, я тебя сменю.

— Да у тебя глаза слипаются от усталости, а тут нельзя ошибиться даже в одной буковке! Уверен, что справишься?

— Ты за кого меня держишь?

Леваллуа сопротивлялся недолго, и комиссар сел на его место. Почему Тернэ скрыл сведения об убийце в своей книге? Существовала ли между ними связь? Если да, то какая? Он покачал головой и сосредоточился на строчках букв так, будто решает самый главный кроссворд своей жизни. Вопросы отложим на потом.

— Поехали? — спросил криминалист.

— Поехали, — ответил полицейский.

Пятый отпечаток: результат отрицательный. Пришел Леваллуа, принес три стаканчика кофе из автомата. Результат по шестому профилю тоже оказался отрицательным. Они приготовились к новому рывку. Шарко зевнул, потер глаза, Лемуан с хрустом размял пальцы.

— Ну что, начнем в последний раз, пока башка не лопнула?

И вот Лемуан нажал на клавишу ввода.

Седьмой результат, пришедший из НАКГО, был как взрыв.

ПОЛОЖИТЕЛЬНЫЙ

При этом не было ни имени, ни даты рождения, ни фотографии… Лемуан попытался вызвать на монитор подробности.

— Биоматериал, благодаря которому был получен интересующий нас генетический отпечаток, поступил из жандармерии всего-навсего три дня назад. Личность не идентифицирована. И это означает…

Шарко вздохнул, провел руками по лицу и закончил:

— Что речь идет о биоматериале, взятом на месте преступления, но «хозяина» его до сих пор не задержали. Кроме того, это может означать, что правонарушитель совершил подобное впервые, ведь иначе его данные уже были бы в картотеке. Надеюсь найти его, но можете ли вы мне сказать, о правонарушении какого рода идет речь?

Ученый ответил глухим от волнения голосом:

— Об убийстве.

Люси плыла над самой поверхностью земли, не касаясь ее ногами, ее словно несло вперед холодное и молчаливое дыхание самого Бога. Она попробовала обернуться, но не смогла: помешало что-то вроде ортопедического ошейника с двумя толстыми подушками по бокам. В конце концов ее беспокойный взгляд остановился на квадратике света, пробившего черную ночь. И сразу же послышались раскаты приближающейся грозы, и земля дрогнула, и еще через секунду небеса разверзлись, сверху обрушился ливень из тяжелых предметов. Из ваз… Тысячи одинаковых ваз падали и с грохотом, каким мог бы сопровождаться конец света, разбивались вокруг нее в осколки. Странно, что ни один осколок при этом Люси не задел, как будто ее защищал невидимый щит. Божественное дыхание становилось все резче, все неистовее, и вот уже Люси прорвалась сквозь ливень вверх, поднялась еще выше, еще, еще — и вошла в полосу ослепительной яркости. Смотреть стало больно, и она зажмурилась, но потом свет сделался рассеянным, она открыла глаза, и зрение постепенно вернулось. Теперь она плыла над прозекторскими столами, над сотнями прозекторских столов, стоявших в ряд, но какие горизонтально, а какие вертикально. На столах лежали трупы, тоже совершенно одинаковые. Маленькие, голые и неузнаваемые. И все обгоревшие, обуглившиеся… И все лица как эмблема страдания… А тела… Высохшая, бесплодная земля…

Точно в центре этой группы тел Люси заметила одно, отличавшееся от остальных: руки были не вытянуты по бокам, а сложены на колышущейся груди. И в руках что-то было. Люси сразу же устремилась сквозь невесомость к этому телу, и это устремление, будто легкий толчок, помогло ей легко и гибко проходить сквозь слои воздуха. Она приблизилась, ее обдало запахом горелого — словно с поверхности Солнца вырвался протуберанец. И тут же распахнулись глаза ребенка, и между век открылись две черные бездны. Люси беззвучно закричала. Она хотела повернуть обратно, но ее неудержимо влекли эти бездны, ее тянуло вниз и вниз, туда. Наконец она увидела, что держит мертвый ребенок. Вазу. Точно такую же, как те, осколки которых валялись на земле. Черный глаз — тот, который слева, — вдруг превратился в водоворот. Люси почувствовала, что сопротивляться не под силу, и глаз-водоворот стал ее затягивать. В это время ребенок протянул вазу, и она успела схватить ее до того, как влетела в черную дыру и с воплем рухнула вниз…

Люси, едва сдержав крик, вынырнула из сна вся в поту. Не совсем пробудившись, открыла глаза, осмотрелась: стены, потолок, совсем немного мебели… В течение нескольких секунд она не понимала, где находится, потом сообразила — Л’Аи-ле-Роз, Шарко, их ночной разговор… Продолжившийся черной дырой.

Смятая одежда… Всклокоченные волосы… Брошенные как попало башмаки… Люси, еще не придя в себя окончательно, поднялась с дивана. Недели не проходило, чтобы ей не виделся этот кошмар с мертвыми детьми. И всегда, всегда один и тот же сценарий, и всегда один и тот же финал — с провалом в черную бездну глаза. Она понимала, что у этого сна должен быть смысл, должно быть значение. О чем он ей рассказывает? Может быть, эти вазы напоминают о пятнышке на радужке Клары, а этот невероятный ливень призывает ее открыть глаза, обратить на вазы внимание? А зачем?