Аддай вошел в свой дом, стараясь не шуметь. Путешествие утомило его. Он предпочел бы ехать прямо в Урфу, не останавливаясь на ночь в Стамбуле.

Гунер удивится, увидев его утром. Аддай не сообщил о своем возвращении ни Гунеру, ни кому-нибудь еще из Общины.

Баккалбаси остался в Берлине. Оттуда он отправится в Цюрих, чтобы получить деньги, которые нужно заплатить сидящим в тюрьме двум мужчинам, согласившимся убить Мендибжа.

Аддаю было жаль, что Мендибжу придется умереть. Это был неплохой парень, вежливый, толковый, однако за ним стали бы следить и вполне могли добраться до Общины.

Им удалось пережить персов, крестоносцев, византийцев, турок. Уже несколько веков их Община существовала тайно, нацеленная на выполнение своей миссии.

Бог, по-видимому, благоволил им за то, что они — истинные христиане, однако он при этом подвергал их и суровым испытаниям, вот и Мендибжу придется умереть.

Аддай медленно поднялся по лестнице и вошел в свою спальню. Постель была приготовлена. Гунер всегда держал постель приготовленной, даже когда — как и в этот раз — Аддай был в отъезде. Его друг всегда верно служил ему, стараясь облегчить его жизнь, выполняя его пожелания еще до того, как он успевал их высказать.

Гунер был единственным человеком, разговаривавшим с ним откровенно, не боясь критиковать его. Аддай иногда даже чувствовал некий вызов в словах Гунера. Впрочем, Гунер его не предаст, было бы глупо даже и думать об этом. Если Аддай не будет доверять и Гунеру, то не сможет выдержать тяжести ноши, которая была возложена на него еще с юных лет.

Послышался легкий стук в дверь, и Аддай торопливо открыл ее.

— Я разбудил тебя, Гунер?

— Я не сплю уже несколько суток. Мендибж умрет?

— Ты поднялся с постели, чтобы спросить про Мендибжа?

— Разве есть что-то более важное, чем жизнь человека, пастырь?

— Ты пришел меня мучить?

— Нет, Богу это не угодно. Я просто взываю к твоей совести, хочу, чтобы ты хотя бы в этот раз остановил безумие.

— Уходи, Гунер, мне нужно отдохнуть.

Гунер повернулся и вышел из комнаты, в то время как Аддай сжал кулаки, сдерживая охватывающий его гнев.

— Вы плохо провели ночь? — спросил Джузеппе у Анны, рассеянно откусывающей от булочки.

— А, это вы! Доброе утро. Да, я действительно плохо провела ночь. А где доктор Галлони?

— Она сейчас подойдет. Вы видели моего шефа?

— Нет, не видела. Я сама только что пришла сюда.

Все столики в гостиничном кафетерии были заняты, а потому Джузеппе без каких-либо колебаний подошел к столику, за которым сидела Анна.

— Вы не будете против, если я здесь выпью чашечку кофе?

— Вовсе нет. Как идет ваше расследование?

— Это надолго. А у вас как дела?

— Я с головой окунулась в историю. Прочла несколько книг, поискала информацию в интернете, хотя, откровенно говоря, вчера вечером, слушая Софию, я узнала больше, чем в течение предыдущих нескольких дней, посвященных чтению.

— Да, София умеет объяснять сложные вещи очень доходчиво. Я на себе это испытал. Скажите, а у вас есть какая-нибудь версия?

— Ничего определенного, да и вообще у меня сегодня голова идет кругом. Мне ночью снились кошмары.

— Ну, это значит, что совесть у вас нечиста.

— Как вы сказали?

— Так мне говорила моя мать в детстве, когда я с криком просыпался. Она меня спрашивала: «Джузеппе, что ты сегодня сделал такого, чего тебе не следовало делать?» Моя мать говорила, что ночные кошмары — свидетельство нечистой совести.

— Но я вчера не сделала ничего такого, из-за чего меня могла бы мучить совесть. Вы только полицейский или еще и историк?

— Я лишь полицейский, и этого для меня вполне достаточно. Хотя я считаю, что мне повезло с работой в Департаменте произведений искусства. За эти годы я многое узнал от Марко.

— Я вижу, вы все обожаете своего шефа.

— Да. Ваш брат вам, наверное, уже рассказывал о нем.

— Сантьяго его высоко ценит. Он как-то раз брал меня с собой на ужин к Марко домой. Кроме того, я его видела еще раза два или три.

София зашла в кафетерий и, увидев их, подошла к их столику.

— Что с тобой, Анна?

— Меня это уже начинает беспокоить. Неужели так заметно, что я плохо провела ночь?

— Ты как после битвы.

— Я и вправду была посреди битвы. Видела, как разрубают на куски детей, как насилуют их матерей, чувствовала запах черного дыма пожарищ. Это было ужасно.

— Заметно.

— София, я понимаю, что могу показаться назойливой, однако, если у тебя сегодня будет немножко свободного времени и если ты не возражаешь, мне хотелось бы вернуться к нашему разговору.

— Хорошо. Не знаю, в какое именно время, но, в принципе, мы можем встретиться днем.

К их столику подошел Марко. Он на ходу читал записку.

— Доброе утро всем. София, у меня тут сообщение от отца Шарни. Болард ждет нас через десять минут в соборе.

— А кто такой отец Шарни? — спросила Анна.

— Отец Ив де Шарни, — ответила София.

— Не будьте слишком любопытной, Анна, — сказал Марко.

— Мне приходится быть такой по долгу службы.

— Ну, если вы уже позавтракали, займитесь каждый своим делом. Джузеппе, ты…

— Да, я уже туда иду. Я позвоню тебе позже.

— Пойдем, София. Если мы поторопимся, то сможем прийти на встречу с Болардом вовремя. Анна, желаю удачного дня.

— Хорошо бы!

По дороге в собор Марко расспрашивал Софию об Анне Хименес.

— Она что-нибудь выяснила?

— Не знаю. Она задавала вопросы, но сама ничего не рассказывала. На первый взгляд, кажется, что она не очень-то компетентна в данном деле, хотя у меня складывается впечатление, что у нее за душой что-то все-таки есть и что она, несомненно, умная. Она все время задает вопросы, но при этом не проговаривается. Анна вроде бы ничего не знает, хотя я в этом не уверена.

— Она еще слишком юная.

— Но умная.

— Тем лучше для нее. Я поговорил с коллегами из Европола, они нам помогут. Будет организовано наблюдение на пунктах перехода границы, в аэропортах, на таможнях и железнодорожных вокзалах… Когда закончим с Болардом, пойдем в местное управление карабинеров. Я хочу, чтобы ты оценила то, что организовал Джузеппе. У нас будет не много людей, но, надеюсь, этого хватит. Думаю, мы сможем организовать слежку за немым.