Екатерина оскорбительно захохотала:

— Давай! Давай прямо сейчас!

— Дикая ты! Вот и сиди со своим кривлякой! Да и не женится он на тебе никогда.

— Почему это?

— А почему он до сих пор не женился? Чувства проверял? Знаешь, Катюх, мужики или сразу женятся, или не женятся вообще! Вот другая моя соседка, Анюта, тоже встречалась с одним лет пять… — И пошло-поехало! Житейские истории знакомых и родственников, знакомых и родственников знакомых — любовь, слезы, обман и ревность.

Екатерина сходила на кухню и еще раз поставила чайник. Около девяти Галка позвонила домой и дала указания «своей команде», как жить дальше, так как она остается ночевать у тети Кати. Рев восторга «команды» и радостный лай Шкодика из телефонной трубки услышала даже Екатерина.

— Ты слышала? — сказала Галка обиженно. — Я им уже жить мешаю!

— Слушай, — спросила Галка, когда они уже улеглись, — а ты уверена, что между ними ничего нет?

— Не уверена, — призналась Екатерина, сразу поняв, о ком речь. Ей и самой приходила в голову подобная мысль.

— Твоя Вероника не промах, и если положила на него глаз, то пиши пропало!

— Зачем он ей? Она же старше!

— Сейчас это никого не волнует! Да и раньше тоже. А выглядит она — дай Бог всякой! Что значит деньги! С такими деньгами и уродина засверкает!

Екатерина вспомнила, как Ситников обозвал ее уродиной. Мысли ее вернулись к их разговору, к Галкину, и она почувствовала, как устала, и ей снова стало обидно. Она некоторое время раздумывала, не рассказать ли Галке о Ситникове, о том, как она чуть не погибла от газа, о смерти Галкина и Ларисы, но что-то ее остановило. Галка даже не вспомнила о ее звонке и странной просьбе. Убедившись, что Екатерине ничего не грозит, она переключилась на новую знакомую, потом на обсуждение животрепещущей темы замужества, да так и не вспомнила, что примчалась спасать Екатерину. Если рассказать ей все сейчас, она затормошит своими вопросами, а тут нужно самой все обдумать и решить, что делать дальше. Да и пугать ее не хотелось.

Около двух девушки наконец угомонились. И в квартире наступила тишина.

Утром Екатерина позвонила Леониду Максимовичу и попросила ее принять. Чем раньше, тем лучше. Она чувствовала себя разбитой и загнанной в угол. «Сдаст дела», и пусть Леонид Максимович сам разбирается. Никакой она, Екатерина, не детектив. Пока происходящее воспринималось как игра, было интересно, а сейчас стало просто страшно. Все казалось таким ясным сначала — я пишу письма и смотрю, что будет. А происходит нечто, то ли имеющее отношение к письмам, то ли нет. Процесс вышел из-под контроля. Убита Лариса — она-то тут при чем? Умер Галкин. А может, не умер, а убит… Ее, Екатерину, тоже хотели убить… а она понятия не имеет кто. И никакого ключика у нее нет. Ни малейшего намека на ключик, то есть намек, кажется, есть… «Но… не хочу я ничего и не хочу быть никому судьей!» — думает она. Затея с письмами уже не кажется такой уж умной. И вообще… к тому же соскучилась по работе!

Галка страшно обрадовалась, узнав о ее решении.

— Конечно, давно пора! Мне твой Леонид Максимович очень понравился! Пойдем вместе!

Леонид Максимович после смерти Ларисы пригласил Галку к себе и беседовал с ней часа два — об актрисе Зинаиде Метлицкой, о театре, об их дружбе с Екатериной, о жизни вообще. Ни словом, к счастью, не упомянув об убийстве бедной Ларисы.

И они отправились каяться к следователю Леониду Максимовичу.

Леонид Максимович слушал не перебивая. С непроницаемым лицом. Держа руки на столе и сцепив замком пальцы.

— Значит, — начал он, когда Екатерина выдохлась, — вы нашли негатив? А вам известно, что вы не имели права утаивать от следствия вещественное доказательство? Вы знаете, что за это полагается? Вы же взрослый человек!

— А почему вы его сами не нашли? — защищалась Екатерина. — Мне известно, что я не имела права его утаивать, но что бы вы с ним сделали? Установили бы, кто там изображен… и что потом? Тупик?

— Конечно, вы, Екатерина Васильевна, могли бы не только любезно отдать мне негатив, но также проинструктировать, что с ним делать дальше. — В голосе его было столько яда, что Екатерине стало совсем неуютно.

— Я хотела как лучше… — Екатерина с отвращением услышала собственный виноватый голос с какой-то скулящей интонацией.

— Ваша затея с письмами была довольно… — он затруднился поисками слова, — неразумной, мягко говоря, очень мягко.

— Однако я их расшевелила. И случай с газом подтверждает, что убийца — один из тех, кто получил письмо… — Екатерина не смотрит на Леонида Максимовича. А также делает вид, что не замечает изумленного взгляда Галки.

— А теперь давайте про убийцу!

— Про какого убийцу? Я ничего не знаю про убийцу!

— Знаете!

— Почему?

— Нутром чувствую. Выкладывайте!

И Екатерина, краснея и запинаясь, рассказывает о Ситникове, о том, как безошибочно он нашел дверь кухни… словно бывал там раньше… и он — единственный, кто знал всех убитых!

— И Зинаиду он тоже знал, не так ли? Это же подруга его жены. Как же он так ошибся и принял за нее Ларису?

— Не знаю… ну, видел ее всего раз или два… а в прихожей было темно… Я тебе потом все расскажу, — шепчет она Галке, сидящей с открытым ртом.

— Вы в это верите?

— Нет! То есть не знаю… Я чувствую, что убийца где-то рядом! А потом, разве мои чувства что-то значат? Верю — не верю!

— Ладно. Теперь расскажите мне подробнее о письмах, вернее, об адресатах. И давайте вспомним все, что происходило после. Что случилось накануне — я знаю. Вы были в театре. Совершенно случайно проходили мимо и увидели афишу. (Девушки краснеют.) Потом отослали письма. А вы, Галина Николаевна, поддержали идею с письмами? — обратился он к Галке.

Галка багровеет и бормочет что-то вроде:

— Сначала… нет, а потом… не знаю… да…

— Потом вы нашли Ларису. Это пропустим. А вот о ночной истории я хочу услышать еще раз.

— Мы нашли Ларису? Какую Ларису? — Галке кажется, что она сходит с ума.

— Потом! — отмахивается Екатерина, не глядя на нее.

Она опять рассказывает о той ночи, когда Купер разбудил ее. Как она разбила окно мраморной подставкой от лампы. И как потом она стояла на улице, прижимая к себе лампу, а снег сыпал и сыпал с небес ей на лицо, и было щекотно и радостно… О лесном озере, куда возил ее друг Добродеев и где сначала было так хорошо, а потом, когда зашло солнце, стало так жутко. О черной воде. И о серебряной струе родника. О Ситникове, который пришел рассказать о Володе Галкине. Она говорит о том, как он напугал ее своим дурацким поступком. Но умалчивает о том, что он обозвал ее уродиной. И о том, как она вдруг подумала… Тут Екатерина начинает запинаться, даже трудно сказать, почему вдруг… а вдруг… он уже был у нее в доме… И тогда она позвонила Галке…