Данте, задыхаясь от бешенства, переводил взгляд с одного на другого.

— Кто вам сказал, что я нуждаюсь?! — наконец смог проговорить он.

— Но… — растерянно начал Джованни.

— Вон отсюда! — Голос Алигьери прозвучал тихо, но столь убедительно, что братья ретировались, не сказав ни слова.

Братья Черки шли по переулку, наблюдая за тощим кабанчиком, яростно подрывающим чей-то дом. Джованни кинул животному обломок сухаря. Тот и не подумал взять лакомство. Злобно захрюкав, он продолжал свое занятие с еще большим ожесточением.

— Вот, смотри! — сердито заметил Джованни. — Прямо как наш мессир Дуранте. Денег — кот наплакал, а спеси на троих.

Джордано не отвечал, явно что-то обдумывая.

— Послушай, — сказал он наконец, — от всех этих трактатов немного пользы. Чтобы заявить о себе — нужны поступки. Предлагаю восстановить справедливость и взять под защиту нашего лучшего поэта.

Брат с ужасом посмотрел на него:

— Ты что… ты собрался напасть на Большого Барона?

— Почему бы нет? — пожал плечами Джордано. — Не Господь же Бог он, в конце концов.

— И какая в этом для нас польза?

— О, тут мы убьем не двух, а целых трех зайцев. Во-первых, заручимся поддержкой пополан, которые ненавидят Корсо. Во-вторых, прослывем покровителями поэзии. А в-третьих, прольем немного водицы на мельницу нашего досточтимого дяди. Он уж точно этого не забудет.

— А давай еще отомстим этому напыщенному индюку Алигьери! — обрадовался Джованни. — Все знают, как он ненавидит родню своей жены. Даже записался в партию нашего дяди, лишь бы не иметь ничего общего с Корсо. Скажем, будто это он попросил нас вступиться за своего друга Гвидо.

— Смысл? Никто не поверит. Да и к чему это нам?

— Может, и не поверит, но слух пойдет. Он оскорбил меня, пусть пожнет плоды. Это будет гораздо лучше, чем биться с ним. А с мессира Кавальканти нужно взять плату за нашу помощь. Ему не мешает немного полечиться от скупости.

Джордано захохотал:

— Ну ты и ловок, братец! Чувствую, с твоей предприимчивостью мы скоро станем богаче дяди Вьери.

Глава двадцать третья. Первый поэт

Если о характере Джеммы Донати-Алигьери мы можем только догадываться по косвенным данным, то о лучшем друге Данте Гвидо Кавальканти осталось много свидетельств. Он действительно был скуп, склонен к гедонизму и невероятно вспыльчив. Последняя черта вообще характерна для итальянцев, иначе откуда было бы взяться вендетте, гениально отраженной Шекспиром в «Ромео и Джульетте»? Собственно, непримиримая борьба гвельфов и гибеллинов — это тоже своеобразный аналог вендетты, замешенной на амбициях и рейтинге родов, их сфере влияния и, конечно же, деньгах. Поэтому так трудно разобраться в идеологической составляющей этих, казалось бы, четко очерченных политических партий и причинах локальных войн и переворотов, происходящих то тут, то там.

Гвидо Кавальканти очевидно выделялся необузданным нравом даже среди своих горячих соотечественников. Это доказывает его нападение на Корсо Донати, не только привыкшего всех подавлять, но и профессионального военного. Чтобы в открытую напасть с дротиком на такого человека, нужно пребывать в состоянии аффекта, с отключенным инстинктом самосохранения. Разумеется, Гвидо мстил за попытку отравления, но продуманно спланировать такое невозможно.

Эпикурейство Гвидо также подтверждается Боккаччо. В одной из новелл «Декамерона» есть фраза, что Гвидо «весьма придерживался мнения эпикурейцев». Это натолкнуло некоторых исследователей на мысль приписать Кавальканти аверроистскую метафизику, то есть вывести его совершенным еретиком. Тем не менее инквизиция Флоренции посмертно осудила тестя Гвидо, Фаринату дельи Уберти и его жену, приказав развеять по ветру их прах, а сам Кавальканти не стал жертвой официального обвинения в ереси, и его похоронили как достойного христианина. Из регистра умерших церкви Санта-Репарата, фундамент которой не так давно обнаружили археологи под главным флорентийским собором Санта-Мария-дель-Фьоре (Святой Марии в цветах), следует, что первый поэт Флоренции и друг Данте погребен в этом храме 29 августа 1300 года.

Зачем же Боккаччо оговаривал Кавальканти? Вряд ли он делал это намеренно. Он ведь писал свои новеллы спустя полстолетия после смерти Гвидо и ориентировался уже более на слухи и легенды, чем на факты. Собственно, поэтому биография Данте пера Боккаччо и не считается достойной безоговорочного доверия.

Возможно, Гвидо страдал от алкоголизма и совершал необдуманные поступки в состоянии опьянения. Во всяком случае, это могло бы стать объяснением, почему жизнь богатого и талантливого человека вдруг пошла под откос и закончилась гибелью во цвете лет. На момент смерти ему исполнился всего 41 год.

* * *

Стоял март 1294-го. Два года минуло с тех пор, как Корсо метнул дротик в Гвидо Кавальканти, а первый поэт еще не нашел подходящего случая отомстить. Дело оказалось гораздо сложнее, чем представлялось вначале. За Большим Бароном стояла уже не кучка головорезов, как когда-то, а добрая половина Флоренции.

Кавальканти совсем извелся. Он старался все время сидеть дома, дабы случайно не столкнуться на улице со своим врагом. Но стоило ему хоть ненадолго выйти — Корсо обязательно попадался навстречу, нагло похохатывая или отпуская какую-нибудь оскорбительную шутку. Первый поэт даже пытался официально пожаловаться в Совет ста, но там ему не помогли, поскольку никакого доказанного ущерба Корсо не нанес. Гвидо потерял сон и аппетит. Несколько раз он уже принимал решение навсегда уехать из родного города, но каждый раз понимал, что не в силах оставить любимого дома, выстроенного и отделанного им с такой любовью. Оставалась последняя надежда — обратиться к родственникам Вьери деи Черки. Собственно, из всей его многочисленной родни для мщения подходили лишь два племянника — Джованни и Джордано, сильные, хорошо владеющие мечом и, одновременно, достаточно безрассудные, чтобы напасть на Большого Барона. Те самые поэтишки, которые когда-то получили от Гвидо немало язвительных замечаний по поводу своего творчества. Кто же знал, что придется просить их об одолжении!

Первый поэт уже несколько дней мучительно обдумывал витиеватую речь, адресованную молодым Черки. Ради этого ему пришлось разобраться в политических тонкостях и понять разницу между двумя партиями — Черки и Донати.

По правде сказать, особых различий не наблюдалось. Партия Черки на первый взгляд казалась более «народной», пополане считали ее «своей». Но ее также поддерживало немало магнатов древней крови. Партия Корсо считалась «аристократической», а средства получала от купцов и банкиров, часто принадлежавших к семьям с сомнительным родословием.

Окончательно запутавшись в политических хитросплетениях, первый поэт решил намекнуть отпрыскам дома Черки, что обращается к ним по совету самого Вьери. Кликнув слугу и велев ему седлать лошадь, Гвидо решил подышать воздухом — у него разболелась голова от тяжелых дум. Он вышел на крыльцо и увидел, как к дому подходят те самые племянники Черки.

— Приветствуем тебя, многоуважаемый! — весело крикнул Джордано. — Не уделишь ли