вечные спутники марсианского… человечьего одиночества, Фобос и Деймос.

Над землей тем временем сгущалась звездная ночь. Из окна кабинета Александра Сергеевича Пучеглазкина в эту ночь невооруженными глазом был виден Марс, и благодаря костру на Олимпе, Недопискиным разожженному, Марс сиял сегодня даже ярче Юпитера. Пучеглазкин пил «Абрау-Дюрсо», стирая из файла «ворд» неудачное, и, зевая, лениво ловил в бокал полыхающую планету.

Все дано

Отчего это, думаю: одно скажешь – правда, а совсем тому противоположное – тоже вроде… Что ж она, о двух головах? Или где-то посередине? Или нет ее вовсе на белом свете…

Жизнь вообще штука хитрая: вся то завтра, то позади…

Ф.М. Булкин

Здесь у нас в раю хорошо, вам не зря обещали, товарищи. Сад наш каждым сезоном в цвету, как жасмин опадет – зацветает магнолия, самые разнообразные гуляют животные, как в Московском зоопарке, но без клеток, рыкающие львы среди овчищ с баранами, также всякая птица, рептилия, крокодил без вольеров и всякого ограждения, потому что зверь не ест зверя. Ибо плоть телесная тленная нуждается в пропитании, умерщвлении ближним ближнего, но львиный дух не возжаждует духа лани. Так как лев по духу животное ласковое, спит и спит, коли сыт. С тем исключено у нас полностью всякое кровопролитие, бунт и смута, ибо бунт и смута есть попытки улучшить свое положение. А нашего здешнего положения лучше нет. И здесь даже такое животное прижизненно кровожадное, как комар, и тот не укусит. Даже травоядные здесь животные, такие как верблюды, коровы и лошади, так стоят, не жуют травы, и хвосты у них неподвижные, потому что мухи возле них не летают. Мухи есть, но не летают они. Никого здесь не беспокоят. Все здесь создано для спокойствия. Как прижизненно все было создано для конфликта. Так мы все здесь накормлены не друг другом, плотью от плоти чужой, как кормил нас Господь прижизненно, но в блаженстве упокоенным духом.

Все устроено очень славно, погода хорошая, самое приятное же, что ее здесь можно заказывать по желанию: не понравится жара, сразу облачко. Вспомнишь, как с этим на земле обстоит, вздохнешь с облегчением, с умилением подумаешь: слава богу, что помер.

Вы гадаете там, каково выйдет лето господнее, задастся ли выходной, мы же просто в том живем, что сами хотим, и все дни у нас выходные. Здесь вообще у нас все по желанию. Все возможности по потребностям, что же главное у нас, знаете? Что желаний, собственно, нету.

Иногда даже так становится хорошо, что захочется хоть чего-нибудь пожелать. А ничего не выдумать. Хоть ты тресни. Все мы здесь уверены в своем завтра.

Состояние такое спокойное, сытое, благодушное. И здоровье не беспокоит, зуб не дергает, голова не болит. Спешить никуда не нужно. Спешка же прижизненная чем вызвана? – в каждом вызвана она поиском пропитания, нежеланием самому кому-нибудь «послужить» и тревогою дня грядущего. Потому что сегодня брюхо набил, завтра же оно уже пусто. Даже птица малая воробей прыг все время, прыг-скок, головой во все стороны вертит, где бы корочку подцепить. Суетлив. А у нас покойнее нету птахи.

Это то, чего не дал Господь прижизненно, что самим устроить не удалось при помощи революции, конституции. Где от каждого по способности, каждому по потребности. Никому не нужно у нас ничего, никому ничего, абсолютно. Никому не тесно, не завидно, не обидно…

С чем, товарищи, все мы здесь именно так не живем, как хотели пожить при жизни.

Обыкновенная трагедия

Шел сегодня к подъезду с твердым намерением. Всё! решился, спрошу. Но она так глянула на меня из окошечка, что, подумалось, можно и до завтра с этим потянуть…

Ф.М. Булкин

Мысль последняя Ивана Петровича оказалась тою же, что предыдущая, что и полчаса назад промелькнувшая, той же самою, что, никем не понятый, выкрикивал он при рождении, той же самою, что впоследствии неотступно сопровождала дни его до конца.

«Не хочу!» – подумал Иван Петрович, и, разумеется, все опять случилось с ним против воли.

Отзыв

Мысль моя не только о ней, и без нее мне мыслей хватает. Например же, все думаю я о тезке своем, о гиганте, о Федор Михалыче, по сравнению с ним я литературная мошка. Но и мошка думает тоже, так полагаю я, ей, наверное, тоже думать не запретишь. Не от зависти, от обиды за себя и одновременно за всё человечество думаю это я. Унизительно человеку! Что же он сказал, что если Бога нет, то все можно? Что же, сам не знаю без Господа Бога я, что мне можно, а что нельзя? Что же я, убью пойду, что ли, эту проклятую равнодушную ненавистную женщину, если можно?

Ф.М. Булкин

Я не критик, я – читатель, но хотелось сказать! Прочитал эту книгу я с большим удовольствием, интересом! Потрясающе все закручено! Кто-то скажет – «детектив, макулатура газетная, книга пшик». Но позвольте! «Преступление с наказанием» – детектив, а остался в веках, да и мало того, далеко до мною сегодня прочтенного Федор Михалычу с его «Преступлением», уж простите, я искренно говорю. Ну дают современники! Вот дают! На перроне купил книженцию эту я, с названием по Герцену «Кто виноват?», но у ней в аннотации про убийство. Литература это дешевая, подорожная, думаю, почитаю, пока буду ехать. В электричке ехал на дачу я и проехал свое Дергуново. В первый раз со мной такая прорешина!

Но о книге, не о себе.

Книга эта детективный роман. Герой ее следователь из отдела убойного, Порфирий Иванович Правдолюбов. Начинается дело так же, как у Федор Михалыча в его «Преступлении». Смерть старушки. Эта смерть, на первый взгляд на несчастный случай похожая, с самого начала кажется Правдолюбову подозрительной. В ходе предварительного дознания выявляется сторона заинтересованная, сын покойницы Родион, и жена его Соня. Почему заинтересованная? – потому что жилплощадь же! Квадратные метры. Однако по заключению криминалистической экспертизы, смерть бабули выходит в несчастный случай, безумышленной. Что убитая споткнулась сама и ударилась головой о порожек ванной. И в возбуждении следствия Правдолюбову отказывает прокурор. Но вскоре в том же районе погибает при сходных обстоятельствах и еще одна пожилая женщина, и еще одна, но уже в районе северо-западном, что дает Правдолюбову повод, хотя и мысленно, объединить все эти «несчастные случаи», за отсутствием в них единого