подчерка, одной-единственной общей чертой, случайностью. А случайность, происходящая с настойчивостью закономерности, – это компас, указывающий причинность.

Далее – более. Люди начинают умирать во всех районах Москвы и области, при таких же подозрительно неподозрительных обстоятельствах. Все решительно как один – случайно. Однако случайность эта имеет статистику и статистику страшную (по Москве за сутки в среднем от 320–330 жертв), и это уже не может быть совпадением. Трудно не заметить эту очевидную истину Правдолюбову, и он снова идет к прокурору. «Отдохните, Порфирий Иванович», – отвечает Правдолюбову прокурор.

И такой ответ на истину, прокурору изложенную Порфирием, к сожаленью, оправдан, разумен.

– С чем придем мы к суду? Ни преступника, ни доказательства, ни улик. Одни домыслы, интуиция…

– А статистика?

– Что статистика? Все помрем, – отвечает Правдолюбову прокурор.

И это тоже, товарищи, истина. Истина, так сказать, от последней инстанции пред Господним судом.

Но…

– Вот именно! – в этот момент кричит Порфирий Иванович, себя не сдержав. И бьет кулаком по столу. – Именно! А кто виноват?!

И тем не менее к фактам.

Погибшие – люди самого разного возраста, материального положения и так далее; стар, млад и молод. И кого-то машина собьет, кто во сне умрет, от болезни кто ишемической, ДТП, диареи ли, рака. Никакой связи вроде бы… Но Правдолюбов каким-то внутренним зрением, интуицией связь эту чует. «Факты за уши» – может быть, скажете… Но Порфирий Иванович так не думал.

Дальнейшее расследование он ведет, так сказать, для себя, тайно собирает статистику, копит факты, отдавая себе отчет, что для возбуждения дела, а тем более объединенного в серию, по его досье не хватает многого.

Нет единого подчерка. Отпечатков пальцев. Нет фоторобота. Нет свидетелей. А самое главное. Нет мотива. Погибают люди невинные совершенно непредсказуемо. Каждый день на три автобуса численность жертв по столице. И никто не виновен? Разве может так быть? Это понимает Порфирий Иванович. Оно и не дает покоя честному этому человеку.

Правдолюбов поднимает открытые данные смертности, но уже не по Москве, по планете, и здесь его ждет настоящее потрясение. Более 150 000 смертей каждый день, каждая секунда уносит по человеку! Но кто он? «Кто виноват»? И так именно называется данная книга.

По крупиночкам, от прозрения до прозрения, от подозрения к подозрению, без единого доказательства, в преступлениях этих без наказания открывается перед Правдолюбовым страшная правда. Рука единая, виновная во всех перечисленных «непредумышленных» предумышленных преступлениях. Преступление – есть насилие. Убийство-убийство. Ни один из убитых не хотел умирать. Но умер. Значит, насилие. Значит, преступление. Значит, есть и преступник.

Преступник невидимый, безнаказанный. Всемогущий.

Это в самом деле страшная правда. Ведь вообразите же только! Сейчас, когда вы читаете, каждой букве вами прочитанной параллельно происходит убийство! Кто он, этот убийца? У кого есть мотив и возможность быть одновременно во всех точках планеты и убивать, убивать, убивать… Убивать безнаказанно, уходя от международной полиции, Интерпола, суда и следствия, подозрения, от ответа за свои преступления, без ответа, в полном молчании, уже сотни и сотни лет…

Ведь это нужно инкриминировать как особо тяжкое перед всем человечеством, человеком, и в особо крупных масштабах! Об этом не читать и не обсуждать нам нужно с вами, товарищи, но об этом нужно бить в колокол, нужно трубить!

Прочитайте же эту книгу! И для вас, как и для меня, отгадка станет не только бесспорным доказательством пытливой непредвзятости вашего разума, но и единственным доказательством существованья Бога.

P.S. Сознаюсь: к концу романа этого даже я догадался, кто есть убийца. Но не было, увы, у меня к этой книге второго томика, в духе Герцена, – «Что нам делать?».

Благодарный читатель

Тайна маленькой комнаты

Ты, стихия, к человеку всегда равнодушная, панорама, зовущая к восхищению, моря пенного синий вал, гладь лазурная, неба звездного глубина, пустота вселенная мироздания… Первозданная красота, непокорная. Где песчинка, мошка твоя, человек? Был и нет, был и нет. Был и есть.

Ф.М. Булкин

Есть такой у нас человек, Валентин Васильевич Николашко. Он повел себя очень странно. Подождав чего-то у распахнутого окна, вдруг прикрыл его решительно, опустил щеколду и стремительно выбежал из маленькой комнаты.

По коридору кто-то невидимый пронесся на кухню, но в этот момент Николай Васильевич резко дернул шнурок, протянутый им от кухонной форточки до прихожей, чем захлопнул окно кухонное, и, держа шнурок по-прежнему в положении натянутом, затаился, прикрытый распахнутой дверью комнаты. На кухне кто-то стукнулся в запертое окно, немного пометался по помещению, вихрем пронесся обратно, мимо Валентина Васильевича, не заметив его за створкой, и разъяренно ворвался обратно в комнату. В этот миг Валентин Васильевич произвел решительный пас, толкнув дверь от себя. Та надежно закрылась. Ловушка захлопнулась. Но этого было мало. Опустился крючок, повернулся замок. Изловленный изнутри стукнулся в закрытую дверь, взвыл, сотрясая запертое окно, и, наконец, попытался пробраться под дверной щелочкой. Однако и для этого все заранее было предусмотрено у Валентина Васильевича, и мгновенно вдоль плинтуса на протяжении щелочки была натянута обойная лента. Но не уповая, видимо, на надежность ее, Валентин Васильевич присел на корточки и, придерживая на всякий случай дверь боком, пододвинул к себе заранее приготовленное ведерко шпаклевки. Шпаклевка оказалась готовая к применению, мгновенного застывания. И, по сантиметру внизу отклеивая обойную ленту, Валентин Васильевич взялся за мастерок.

Наконец, было кончено. Отойдя от двери запертой замурованной комнаты, хозяин с опаской прислушался. И прислушался уже неопасливо, подойдя. В маленькой комнате было тихо. На лице Валентина Васильевича играла победительная улыбка.

И никто не заметил из метеорологов, наблюдателей за явленьями природными грозными, что какое-то время на улицах нашего города не было одного из ветров.

В самом деле, мало ли их на свете?..

Ворошка

Воистину, неисповедимы пути Господние… Только подумать, сколько нужно было обстоятельств стечения, судеб скрещения, чтобы черт привел к нам в дом консьержкою эту женщину…

Или же меня по адресу этому поселил.

Ф.М. Булкин

В пути же неисповедимые Господа уверовал Алексей Геннадиевич малым мальчиком. Дело было так, что жил он летом на даче с бабушкой, а сосед по участку их был некий Ивашкин. И была у Ивашкина этого собачка Ворошка, этакая тихая душа верная, долготерпая, на манер собаки Каштанки. Но такой уж был отвратительный этот Ивашкин тип, что любил всякий раз сапогом или по спине Ворошку эту прутом. Вот он сделает так, она,