Машина пересекла мост и углубилась в лабиринт полуразрушенных строений. Асфальт здесь был весь в трещинах и выбоинах, напоминающих вулканные кратеры. Мощные ветви дубов переплетались, образуя непробиваемый свод, словно призванный помешать наступлению дня.

— Сколько еще километров? — спросил Сильвен.

— Меньше двух.

— Сбрось скорость и погаси фары. Как только покажется дом, ты остановишься.

— Хочешь сделать сюрприз? Даже не пытайся — моя собака наверняка уже почуяла наше приближение… Так что обломись, придурок.

Она хихикнула и добавила:

— Но тебе нечего бояться — у меня нет сообщников…

— Тварь! Ты ничего не говорила про собаку!

— Но ты же не спрашивал…

И вот лучи фар высветили неподалеку от полуразрушенного блокгауза и покосившегося ангара дом — трехэтажное кирпичное здание, буквально задушенное плющом. Его побеги скользили по стенам, как змеи, вздыбливали черепицу, оплетали остроконечную крышу. Создавалось впечатление, что эта сплошная зеленая масса существует сама по себе — нечто вроде гигантского осьминога с раскинутыми во все стороны щупальцами, вынырнувшего из морских глубин. Вокруг смутно различались силуэты высоких деревьев — их мощные узловатые корни вырывались из-под земли, изборожденная морщинами кора придавала стволам сходство с уродливыми лицами, чьи глаза неотрывно следили за непрошеными гостями. Лес дышал, словно гигантские хриплые легкие, и в этом дыхании ощущалось ледяное веяние смерти.

Сильвен осторожно вышел из машины. Слабый хруст инея под ногами заставил все его чувства обостриться. Он вспомнил про лес в фильме «Ведьма из Блэр», о заблудившихся молодых людях, которым больше никогда не было суждено вернуться домой, а их телам предстояло увеличить слой черноватого гумуса. Он попал в какое-то очень похожее место и, возможно, шел по останкам погибших солдат, скрытых под слоем земли и гниющей травы. Это был мир разложения, в глубине которого скрывалась девочка, больная диабетом…

Он пристально вглядывался в здание. Ни единого проблеска света в окнах. Ни одной машины поблизости. Вроде бы неоткуда ждать подвоха… Но все равно он продолжал оставаться настороже, готовый выстрелить в любую секунду.

Плотнее запахнув куртку, Верваеке поставила ногу на землю и медленно вышла из машины под дулом револьвера. Ее бритая голова была единственным светлым пятном в окружающей темноте.

За входной дверью бесновался живой сгусток злости.

— Иди за мной, — произнесла Верваеке.

— Подожди! — резко сказал Сильвен, оглядывая буйные побеги плюща. — Где девочка?

— Она внутри. Заперта в подвале.

— О господи!..

Сильвен вскинул револьвер:

— Малейший шаг в сторону — и я тебя убью. Если в доме есть еще кто-то, кроме девочки, я выстрелю. Сейчас ты откроешь дверь, очень осторожно.

— Как скажешь…

Они обогнули какую-то сквозную конструкцию из листового железа и проржавевшие остовы непонятных механизмов. Сильвен зацепился ногой за пеньковый трос и чуть не упал. Верваеке насмешливо фыркнула, затем снова двинулась вперед, спрятав руки в рукава от холода. Дойдя до входной двери, она вставила в замочную скважину ключ.

Как только оскаленная морда ротвейлера показалась в проеме, Сильвен выстрелил.

Послышался короткий резкий взвизг — и все было кончено.

Верваеке прижалась к наружной стене:

— Ты убил собаку! Ты что, псих?

— Кто тут настоящий псих? Давай заходи. Подними руки над головой и веди меня сразу к девочке.

— Ты позволишь мне хотя бы зажечь свет?

В свете фотоновых ламп стала видна окровавленная туша ротвейлера. Из удлиненного холла они вошли в настоящую комнату ужасов, заполненную жуткими экспонатами. Стены были сплошь покрыты шкурами и головами животных, на постаментах также стояли чучела животных и птиц. Кабаны, олени, павлины… Блестящие отполированные рога, оскаленные пасти, раскрытые клювы… На каминной доске были выстроены в ряд ослепительно-белые черепа со стеклянными глазами и искусственными зубами. В отдельном углу располагались старинные куклы — их было множество.

Сильвен, не в силах удержаться на ногах, рухнул в кресло.

— Но… что же ты за чудовище?.. Зачем все эти… ужасы?

— Ты хочешь увидеть девочку?

Она указала на тяжелую дверь, распахнутую во тьму:

— Тогда нужно будет спуститься в подвал. И предупреждаю: возьми себя в руки. Там, внизу, будет много чего похуже, чем здесь. Тебе предстоит погрузиться в самые темные, запретные глубины человеческой души. Ты знаешь, этому дому больше полувека. Его построил мой дед. Внизу — несколько ярусов подвалов и галерей, в десятках метров под землей. Отголоски Второй мировой войны… Иногда там еще можно услышать, как стонут духи погибших…

— Прекрати… эту гребаную чушь!..

Тусклая голая лампочка осветила уходящую вниз винтовую лестницу. Внутри у Сильвена все сжалось. Как не умереть от страха еще раньше, чем спустишься на самую глубину? Похищенная девочка, даже если она еще жива, наверняка выйдет на свободу совершенно обезумевшей…

— Иди… вперед… Я… за тобой…

Но едва он переступил порог, на его правую щеку брызнула какая-то жидкость. Сильвен выронил оружие и прижал ладони к лицу. Кожа на пальцах мгновенно пошла пузырями.

Падение с лестницы его оглушило.

— Этот мерзавец сжег наши деньги! — проворчала Верваеке, обнимая свою любовницу. — Я знала, что сигнализация сработает и ты успеешь подготовиться… Но ты его не убила, я надеюсь?

Зверюга указала на стеклянный сосуд с пульверизатором.

— Это муравьиная кислота. Он, конечно, изуродован, но еще жив…

Она прижала Клариссу к себе и прерывающимся от ярости голосом произнесла:

— Он… он убил мою собаку!

— Ну что ж, еще одна причина, чтобы заняться им с особой тщательностью…

— Я думала, ты больше не захочешь меня видеть… Я ошибалась, правда же? Ну скажи мне, что я ошибалась!

— Конечно, дорогая. Мы все начнем с нуля. Но прежде займись им…

Внезапно по подземелью прокатился ужасный предсмертный вопль, от которого едва не лопались барабанные перепонки. Он доносился откуда-то издалека, но, подхваченный эхом, разнесся по всем подземным коридорам, постепенно растворяясь в своих собственных отголосках.

Верваеке попятилась, недоверчиво глядя на подругу:

— Черт возьми!. Ты опять взялась за старое?

Зверюга вцепилась в ее куртку:

— Нет! Нет! Это просто… одна женщина. Я…

Верваеке, размахнувшись, отвесила ей пощечину:

— Оставь меня в покое! Ты ненормальная! Сколько еще времени, как ты думаешь, тебе удастся ускользать от копов? Люди — не животные! Ты не имела права это делать!