Обстановка же эта сложилась, конечно, не по воле Монтгомери, а из-за того, что немцы бросили против англичан свои танковые дивизии. И Рундштедт, и Роммель видели главную угрозу именно во 2-й армии. Частично такая оценка объясняется тем, что англичан они считали более опытными бойцами (впоследствии они признали, что недооценили американцев), но также и тем, что их наступление в юго-восточном направлении, на Фалез, открывало перед силами вторжения возможность прорыва на Париж. Подобная катастрофа могла отрезать от главных сил все немецкие войска в Нормандии и Бретани. С подобной оценкой соглашался даже Гитлер, пусть для него важнее было значение Парижа как политического символа. Начальник разведки 21-й армейской группы назвал это навязчивое желание Гитлера удержать во что бы то ни стало за собой столицы иностранных государств «упрямством империалиста». С решением ОКВ «блокировать противнику все прямые пути наступления на Париж» не соглашался один только Гейр фон Швеппенбург, исходивший из того, что подобное «неудачное решение вынуждает нас держать самые боеспособные и подвижные соединения во втором эшелоне».

Трудность положения англичан состояла и в том, что они, не сумев расширить свой плацдарм, не имели теперь достаточного пространства для высадки и развертывания новых дивизий, а уже начался этап наращивания сил. По этому поводу больше всех возмущалось командование Королевских ВВС, особенно когда Монтгомери пытался делать вид, будто все идет по намеченному им плану. Все расчеты авиаторов строились на том, что в первые несколько дней после высадки в Нормандии будут созданы базы для «Спитфайров» и «Тайфунов». Теперь же, из-за малой глубины плацдарма, получалось, что любой созданный союзниками аэродром будет находиться в пределах досягаемости вражеской артиллерии. Кроме того, почти не оставалось места для складов топлива, снаряжения, ремонтных мастерских, городков для личного состава, полевых госпиталей и автопарков. Все сады и поля в тылу англичан были буквально забиты до отказа. «У англичан было так тесно, что они забирались на наш участок», – сказал позднее Брэдли, тактично скрывая обуревавшее его недовольство. На американцев не произвело впечатления напыщенное заявление Монтгомери о том, что Кан – «это ключ к Шербуру». Генерал Коллинз, в задачу которого входило взятие Шербура, сухо заметил, обращаясь к О. Брэдли: «Что ж он не присылает нам этот ключ?»

Разочарованы ходом сражений были и немецкие командующие. «Распылившись с самого начала на мелочи, немцы упустили возможность пойти ва-банк: сразу все проиграть – или же все выиграть», – сокрушался начальник штаба 1-го танкового корпуса СС. По сути дела, неспособность нанести решительный контрудар на этом этапе предопределила использование немцами своих сил на протяжении почти всего периода боев за Нормандию. Их действия во многом повлияли и на тактику, избранную англичанами, как бы ни хвастал Монтгомери, будто всегда заставляет противника плясать под его дудку. Постоянные удары англо-американских наземных войск, авиации и артиллерии хотя и редко приводили к успеху, но, к большому огорчению всех командиров немецких танковых частей и соединений, не позволяли Роммелю использовать свои танковые дивизии в полную силу. Их сделали чем-то вроде пожарных команд, придавая по частям тем пехотным соединениям, которые держались из последних сил.

У немцев, таким образом, не было надежды одержать решающую победу, хотя они сохранили свою исключительную стойкость и наносили противнику чувствительные потери. Командующие английскими войсками вскоре забеспокоились: не останутся ли они без живой силы в этой войне на истощение.

Бои под Каном зашли в кровавый тупик, и Монтгомери 11 июня решил ввести в игру двух своих лучших «нападающих». И 7-я танковая дивизия, и 51-я шотландская отличились в боях в Северной Африке под его командованием, однако в Нормандии их ожидало жестокое потрясение. 51-ю дивизию повернули к востоку от реки Орн, и она готовилась обойти Кан слева, тогда как «Крысы пустыни» – 7-я танковая – должны были обойти город справа, у Тийи-сюр-Сель, со стороны американцев.

Бойцы 51-й шотландской дивизии не считали нужным особо скромничать. В других соединениях их прозвали «шотландскими декораторами», потому что почти на каждом перекрестке красовались большие буквы ШД с характерной стрелкой[150]. Дивизия переправилась через Орн на плацдарм 6-й воздушно-десантной дивизии. Там противник, превосходивший парашютистов и в численности, и в вооружении, потеснил их в ходе беспрерывных контратак. Тем не менее парашютисты с поразительным упорством отбивались и от боевой группы Люка из 21-й дивизии, и от подразделений 711-й пехотной дивизии, и от только прибывшей на фронт 346-й пехотной дивизии.

9 июня парашютисты отбили очередную атаку танков Люка и мотопехоты на Эсковиль. Новая атака началась на следующий день, когда 51-я шотландская начала занимать позиции. 11 июня в бой вступил и 5-й батальон «Черной стражи»[151]; несколько его солдат были захвачены в плен и казнены немцами. Итак, Шотландская дивизия, которая, по замыслу командования, должна была без передышек наступать на Каньи, охватывая Кан «клещами Монтгомери», застряла на одном месте. Ее бойцов совершенно сбивали с толку постоянные мелкие стычки и перестрелки, за которыми вдруг следовали то ураганный обстрел из минометов, то артиллерийский вал – на такие вещи немцы были большие мастера.

«Ярость артогня – ярость холодная, бездушная, – писал один боец дивизии. – Но цель-то у него конкретная. Если под этот огонь попал ты, то ты и стал его целью. Весь этот скрежет и грохот обрушиваются на тебя, только на тебя одного. Ты скрючиваешься в три погибели в своем окопчике, стараешься стать как можно незаметнее и лишь сжимаешь кулаки в жалкой попытке противостоять хищным раскаленным зубам шрапнели. Непроизвольно сворачиваешься, как плод в материнской утробе, только руки тянутся прикрыть гениталии. Этот позыв защитить орган продолжения рода от сил разрушения характерен для всех». Многие в таких условиях непрерывно сыпали ругательствами, повторяя их снова и снова, – своего рода кощунственная мантра, призванная заглушить страх.

Тот же боец дальше описывает, как не выдержал и сорвался самый воинственный во всей его роте солдат. Произошло это в подвале крестьянского дома. Впавший в истерику солдат распростерся на полу, скуля и рыдая. «Умный, рвущийся в бой солдат вдруг превратился в нечто сразу и жалкое, и отвратительное. Четкие, сильные черты лица расплылись и вроде размылись, челюсть безвольно отвисла, а все лицо, грязное, заросшее щетиной, казалось опухшим и все было залито слезами вперемешку с соплями». Он издавал какое-то блеяние и, рыдая, звал матушку. Свидетель этой сцены испытал нечто вроде садистского отвращения, но одновременно и «зависть к тому, что этот парень так бесстыдно поддался страху».

Парашютисты были не в восторге от появления шотландских полков. «Что меня неприятно поразило, так это 51-я шотландская дивизия, – писал майор 1-го Канадского парашютного батальона. – Вы бы только видели, как наши парни поднялись однажды в атаку, чтобы выручить их, а потом обругали трусливыми ублюдками: шотландцы побросали оружие и снаряжение и позорно бежали». На левом фланге подполковнику Отуэю, который водил своих солдат на немецкую батарею в Мервиле, пришлось принять на себя командование батальоном «Черной стражи», поскольку командир-англичанин «не выдержал нервного напряжения». В первой же атаке «стражники» потеряли 200 человек.