В 1917 году он был товарищем министра путей сообщений во Временном правительстве, возглавлял дипломатическую миссию Временного правительства по закупке паровозов в США… Миссия была, надо заметить, несколько странная в том смысле, что летом 1917 года российская экономика была лишь расстроена империалистической войной, но еще не уничтожена войной Гражданской, И было бы, пожалуй, более разумно стимулировать отечественное, достаточно сильное паровозостроение, а не кормить заказами чужих дядей. Сейчас это называется «откат», а как называлось тогда — не знаю.

После Октября Ломоносов сотрудничал, как специалист по тяге, с советской властью, находился в орбите интересов лично Ленина, с 1919 года был членом Президиума ВСНХ, уполномоченным Совнаркома по железнодорожным заказам за границей и возглавлял уже советскую железнодорожную миссию по закупкам за границей паровозов и прочего железнодорожного оборудования, Здесь цели оказывались понятными — в стране нарастала разруха и производство паровозов тоже разрушалось…

С участием крупного инженера Ломоносова был построен первый советский тепловоз, однако до революции этот крупный инженер был связан и с крупным капиталом, сблизился с партией крупной буржуазии — кадетской, Это по распоряжению Ломоносова поезд с последним царем был задержан в марте 1917 года на станции с символическим названием Дно.

Ломоносов пользовался у Ленина большим доверием, 30 мая 1921 года, отвечая на письмо заместителя торгпреда РСФСР в Германии Лутовинова (1887–1924), где, кроме прочего, обвинялся Ломоносов, Ленин писал:

«…Перечислю все Ваши фактические указания:

…6) Ломоносов, блестящий спец, но «уличен Красиным в преступнейших торговых сделках».

Неправда. Если бы Красин (тот самый руководитель «техников» ЦК, а теперь нарком внешней торговли. — С.К.) уличил Ломоносова в преступлении, Ломоносов был бы удален и предан суду. Вы слышали звон и… сделали из него сплетню».

Сплетня там или не сплетня, но фактом оказалось то, что, уехав за рубеж заказывать паровозы и прочее, Ломоносов работал на советскую власть до примерно 1924 года, а потом в СССР уже не возвратился — без всяких видимых причин.

Строить новую могучую Россию он не захотел — работал в Европе, потом переехал в США, умер в Канаде.

Ломоносов стал одним из первых «невозвращенцев», но своих единомышленников, держащих в кармане кукиш против Советской России, он в НКПС не мог, конечно же, после себя не оставить, И с позиций сегодняшнего дня вся эта паровозная коллизия начала 20-х годов выглядит очень подозрительно.

С одной стороны — «делающий ошибки» (это признавал и Красин) Ломоносов, С другой стороны — НКПС, не желающий иметь отечественные паровозы. И тут же — Наркомфин с наркомом-троцкистом Сокольниковым (Бриллиантом), поддерживающим НКПС в его желании похерить важнейшую отрасль…

Против закрытия паровозостроительных заводов выступили только Госплан СССР как организация и лично Кржижановский — председатель Госплана.

Старый соратник Ленина, крупный инженер-электрик царской России, Кржижановский после поражения революции 1905 года от революционной работы тоже отошел, но после Октября быстро занял в возникающем социалистическом государственном хозяйстве заслуженно ведущее положение, И он считал, что, несмотря ни на что, сохранить паровозостроение надо…

Хотя бы — пока — в минимальных размерах.

Собственно, паровозостроение тогда было наиболее технически продвинутой отраслью экономики России и играло роль не только производителя локомотивов, а и своего рода локомотива всей экономики.

И вот этот «локомотив» кому-то очень хотелось пустить под откос.

Знакомая история, «дорогие россияне», а?

Между прочим, паровозную коллизию можно рассматривать и как иллюстрацию к будущим, якобы сфальсифицированным ОГПУ-НКВД процессам над вредителями. Всматриваясь в сию коллизию, как-то не веришь, что эти процессы так уж были сфальсифицированы.

Был, уважаемый читатель, «мальчик», был…

И даже не «мальчик», а целый отряд маститых профессоров, отличающихся от Ломоносова лишь тем, что тот показал фигу новой России открыто, а они показывали исподтишка.

И исподтишка же пакостили — на профессорском уровне!

Уверяю читателя, что подобных любопытных историй, ссылаясь на опубликованные уже в антисоветские времена архивные документы, я мог бы привести не один десяток!

Сталин тогда в такие вопросы не вмешивался — хватало забот и проблем в чисто политической сфере, Но генеральная линия, которую он все более стал олицетворять, была линией на индустриализацию, на экономически мощную и независимую Россию.

И уже это делало его смертельным врагом всех врагов России — как внешних, так и внутренних, как явных, так и скрытых…

Сталин хотел вместе с трудовой Россией заниматься конкретным державным Делом, но обеспечить себе и стране такую возможность оказалось не так-то просто, Борьба за Дело заняла не менее четырех (если — не шести) первых «послеленинских» лет, На объективные трудности накладывались субъективные трудности — троцкистско-зиновьевская «оппозиция» плюс «уклоны»…

О БОРЬБЕ Сталина и всех здоровых — здоровых на гог момент — сил в стране со всяческими «оппозициями» в 20-е годы можно рассказывать долго. При этом я написал «на тог момент» потому, что немалое число тех, кто входил в руководство партии и государства, до какого-то момента честно или достаточно честно работало в одной «упряжке» со Сталиным, а потом…

Потом многие начинали «сбоить»…

Эта, не очень кондиционная политически и человечески, часть руководства начала отходить от Сталина примерно с начала 30-х годов по разным причинам. Кто-то устал, кто-то разочаровался в Сталине, кто-то поддался собственным или чужим амбициям…

А кто-то и попался на удочку к вербовщикам иностранной агентуры.

Бывало ведь и последнее…

Путь, который приводил людей к Сталину, был один — это был путь честной работы на народ и во имя народа.

Путей же, которые уводили людей от Сталина, было много, Все эти пути имели недостойный, низкий характер, и все они вели или к прямому заговору против Сталина, или к оппозиции ему (что, впрочем, кончалось планами тех же заговоров).

Да, оппозиций Сталину хватало, и лидерами этих оппозиций были неизменно Троцкий и Зиновьев, а периодически — то примыкающие к ним, то отпадающие от них — Каменев, Бухарин, Радек и т. д.

На всех перипетиях этой борьбы я останавливаться не буду — иначе моя книга недопустимо разбухнет и превратится в своего рода академическую монографию, к чему я совсем не стремлюсь.

Это, конечно, не означает, что в подобной монографии нет необходимости, ведь объективного описания деятельности Сталина в 20-е годы и до начала 30-х годов в современной историографии, пожалуй что, и нет — если не считать хорошей книги Юрия Емельянова о Сталине с неудачным, увы, названием «Сталин: путь к власти».