— Не понял?

— Мы собираемся его убрать, — пояснил Чавес, словно переводя слова своего начальника.

— Но он только что признал, что у него нет бомбы!

— Мы не склонны ему доверять. Фэлкон наверняка знал о подслушивающем устройстве в пакете, когда говорил об этом.

— Не думаю, чтобы он таким образом пытался ввести нас в заблуждение.

— Это уже не столь важно, — заметил Чавес. — Тео Найт совершенно определенно дал нам понять, что в ванной комнате находится раненый человек, который нуждается в медицинской помощи.

— Согласен, — сказал Винс. И уже мысленно проигрывал новый звонок Фэлкону. — Давайте немного подождем и выясним, не склонен ли он отпустить раненую девушку в госпиталь.

— Это просто смешно! — заявил Чавес.

— Пусть поговорит, — согласилась шеф. — Но как вы, Пауло, предполагаете забрать раненую из номера?

— Можно подкатить к двери каталку, как мы это уже проделали с продуктовой тележкой.

Чавес поморщился.

— Фэлкон на это не пойдет. Мы засунули ему в пакет с продуктами подслушивающее устройство, и он со своей больной головой вполне способен предположить, что каталка — нечто вроде «троянского коня», в котором скрываются вооруженные до зубов спецназовцы.

— Возможно, он позволит врачу войти в номер мотеля и осмотреть раненую…

— А возможно, возьмет его в заложники… Шеф, кажется, мы с вами уже все обговорили, поэтому какого черта теряем время? Может, эта девушка находится в тяжелом состоянии и умирает?

На линии установилось молчание, потом шеф вновь заговорила:

— Вот сейчас мы подошли к главному пункту. Я, Пауло, не могу вам позволить разговаривать с этим психом неопределенно долго, особенно зная, что в комнате находится заложница, нуждающаяся в медицинской помощи.

— Ну, так мы начинаем действовать? — спросил Чавес. — Таков, кажется, был первоначальный план?

— Это не план, а черт знает что, — расстроился Винс. — Если, конечно, вы не ставите своей целью получить мертвых заложников.

— Пауло прав, — сказала шеф. — Прежде чем вламываться в двери, необходимо попытаться разрешить ситуацию снайперским выстрелом. Вдруг удастся заставить преступника открыть дверь или подойти к окну? И в этом смысле, Пауло, мы очень на вас рассчитываем.

Неожиданно Винсенту подумалось, что он получил ответы на все свои вопросы. Все вдруг стало предельно ясно, словно о причине его вовлечения в это дело поведал трубный глас с вершины холма. Винсента Пауло подключили к этой операции не для того, чтобы вести переговоры об освобождении заложников. Его роль заключалась в том, чтобы всемерно способствовать ликвидации Фэлкона. Как только эта мысль окончательно утвердилась в его сознании, он с горечью ощутил, что в этой ситуации с самого начала показал себя подлинным слепцом.

— О'кей, шеф. Я подумаю, что здесь можно сделать.

Джек стоял на заднем дворе ресторана и набирал отцовский номер. Он успел нажать шесть кнопок, когда к нему подошел офицер полиции:

— С вами хотят поговорить возле ограждения. Более того, настаивают на этом.

Джек набрал наконец нужный номер, но отец все не подходил, и он отключил мобильник. «И куда подевался Хэрри?» — подумал он, но вслух произнес другое:

— И кто так жаждет меня увидеть?

— Старая женщина. Говорит, что ваша abuela. Я объяснил ей, что вы очень заняты. Но она, мягко говоря, проявила настойчивость. Должен вам заметить, что у старушки, похоже, не все дома. Только не обижайтесь. Моя собственная abuela тоже сумасшедшая.

«Но уж наверняка не такая, как моя», — подумал Джек и спрятал телефон в карман. Прежде чем звонить отцу, надо сделать более важное дело. Abuela в его жизни занимала одно из первых мест. Хотя бы потому, что не в ее характере было находиться на вторых ролях. Чего бы это ни касалось.

— Хорошо, я с ней поговорю. Проводите меня.

Abuela, ясное дело, была его бабкой со стороны матери, и считалась главным источником информации о покойной родительнице, которой он не знал. Мать Джека умерла, когда он сам еще находился в родильном доме. А прежде чем успел выйти из младенческого возраста, отец женился вторично. Мачеха Джека была хорошей женщиной, впрочем, питавшей слабость к мартини, обильно сдобренному джином, и необъяснимую ненависть к первой любви Хэрри, а заодно и ко всему кубинскому. По этой причине Джек, являвшийся наполовину кубинцем, воспитывался исключительно в англосаксонской традиции вне всякой связи с кубинской культурой. Этот пробел в воспитании всячески пыталась заполнить его abuela. Результат, мягко говоря, получился амбивалентный.

— Джек Свайтек, ven aca. Иди-ка сюда.

Она стояла за полицейским ограждением со сложенными на груди руками и неодобрительно на него посматривала. Джек остался на другой стороне ограждения. Встреча не предвещала ничего особенно хорошего, и разделявшие их, так сказать, официальные барьеры могли оказаться нелишними.

Он подошел поближе и, перегнувшись через металлическое ограждение, поцеловал ее в лоб.

— Ну, что я такого сделал?

Склонность к радио-ток-шоу (доктор Лаура была ее любимой ведущей) положительно сказалась на ее английском, и все же, выражая свои мысли, она злоупотребляла инфинитивами.

— Твой отец звонить мне, чтобы сообщить, чем ты занимаешься.

— Я попросил его об этом.

— Тогда я включить телевизор и услышать твое имя. Я так теперь должна узнавать, что ты делаешь?

— Извини. Я был очень занят.

— Так занят, что не можешь снять трубку и сказать мне, что у тебя все о'кей?

— Abuela, я веду переговоры, чтобы помочь освобождению заложников…

— И ведешь их, я уверена, на голодный желудок.

— Да я, признаться, не очень-то и голоден.

— Значит, ты ничего не кушать?

Джек неожиданно почувствовал себя пятилетним малышом.

— Ну почему же? Я съел половинку кокосового pastelito.

— Хм-м… Por lo menos, lo que comiste fue algo Cubano. По крайней мере, ты кушать что-то кубинское.

У ее ног на земле стояла корзинка для пикника, и Джек вдруг почувствовал исходивший от нее запах пищи.

— Я приносить это для тебя, — подняла она ее.

Взяв корзинку, Джек не смог сдержать улыбки.

— Gracias.

— Поделись со своими друзьями.

— Обязательно.

На ее лице проступило озабоченное выражение.

— Как там Тео?

Джек постарался, чтобы голос звучал жизнерадостно.

— Ты ведь знаешь Тео. У него все будет хорошо.