Силин. — И слышим, что в замок кто-то ключ вставляет. А это Варвара сходила за запасным ключом и стала дверь открывать. Колька говорит: «В окно прыгайте, а я дверь подержу». Мы и сиганули в окно.

— Там же второй этаж, — удивился я.

— Да ну, двух метров не будет, да и клумба внизу.

— А Колька как же? — запереживал Боря.

— Пока Колька дверь держал, хитрая Варвара, сообразив про окно, спустилась вниз и стала под окном, будь оно неладно. Колька видит, что дверь никто больше не дергает и не открывает, тоже сиганул в окно: ну как раз на Варвару и угодил.

— А где ж сам Колька-то? — спросил Иван Карюк.

— Варвара его к себе в комендантскую увела: прорабатывать будет.

— А вы чего?

— Чего — чего? Кольку ждем. Нас он не продаст — это факт, будет говорить, что один в изоляторе был.

— Если Варвара в деканат сообщит, как бы не выгнали. Учился б еще прилично, а то еле на «удочки» тянет, да «хвосты». Точно выгонят, — мрачно сказал Лёнька.

Мы разошлись по своим комнатам, а Ленька Котов с Силиным остались ждать Кольку.

Колька, как ни грозила ему Варвара, не признался, что в изоляторе находился не один, и она все же накатала на него докладную декану. Из института Николая не исключили, но строгий выговор «за аморальное поведение» влепили. Но, завалив летнюю сессию, он сам забрал документы и уехал в родной город Магадан.

Глава 18

Снова в УГРО. Закрытая информация. ЧП на мебельной фабрике. Отсутствие улик. Живые картинки в экстрасенсорном восприятии. Словесный портрет подозреваемого. Вечер с Леной.

Где-то уже в конце второго семестра меня снова нашла Лена. Она передала просьбу отца, полковника Соловьёва, позвонить ему. А потом удивила меня, предложив встретиться где-нибудь вечером и сходить в кино или посидеть в кафе.

— С чегой-то ты вдруг? — обалдел я.

— А ты что, против?

— Да нет, просто как-то неожиданно…

— Так что? Идём? — нервно спросила Лена.

— Ну, давай. В семь на Невском, у «Лягушатника».

Я созвонился с Ленкиным отцом и договорился встретиться с ним после лекций. Михаил Сергеевич уточнил, во сколько кончаются лекции, и обещал прислать за мной машину.

Машина ждала меня во дворе главного корпуса института, и я под удивленными взглядами сокурсников уселся рядом с шофером. Покатили на Суворовский проспект в Управление уголовного розыска.

Михаил Сергеевич ждал меня. Он попросил секретаршу пригласить старшего лейтенанта Сенина и принести чай. Задавал обычные вопросы о моей учебе и вообще о делах. Разговаривал со мной по-отечески мягко и доброжелательно.

В кабинет вошел старший лейтенант. Михаил Сергеевич пригласил его присесть, тот сел на диван.

— Володя, — сказал полковник, — вы, наверно, уже поняли, для чего мы снова пригласили вас?

При этом он внимательно посмотрел на меня, словно хотел убедиться, что я понял.

— Нам снова понадобилась ваша помощь.

Я молча кивнул головой, и полковник перешел к сути:

— На одной мебельной фабрике случилось ЧП. Пропали две женщины — бухгалтер и кассир. Причем, пропали при отягчающих обстоятельствах, потому что это случилось после того как они получили в банке значительную сумму денег для выдачи зарплаты работникам фабрики.

Полковник немного помолчал, как бы давая мне время вникнуть в суть происшедшего, и продолжил:

— Здесь просматриваются два варианта: либо их ограбили и убили, либо они сами отправились в бега вместе со всей суммой денег. Но кроме предположений следствие не располагает никакими данными. Мы просто не знаем, где искать.

— Не могу что-либо сказать заранее, — счел нужным предупредить я. — Способность «видеть» может приходить и не зависимо от моего настроя, а может молчать. Пока я могу сказать наверняка — живы женщины или нет. не нужны их фотографии.

— Фотографии есть.

Полковник открыл небольшой сейф, который стоял в углу кабинета на тумбочке, и достал две фотографии. С одной на меня смотрела немолодая женщина, снятая на документ, но увеличенная; она смотрела прямо на меня, то есть так, как смотрела в объектив фотоаппарата.

— Она мертва, — твердо сказал я, вглядевшись в лицо женщины. Я увидел то, что не увидит человек с обычным восприятием: потухший взгляд и совершенно неживое лицо, похожее на мумию. Потом перед глазами мелькнула картинка женщины с ссадинами на лице и ранами в области груди.

У Анны Ахматовой есть строчки:

Когда человек умирает,

Изменяются его портреты.

По-другому глаза глядят, и губы

Улыбаются другой улыбкой.

Ничего удивительного. Я уверен, что поэтесса воспринимала мир как экстрасенс и обладала внечувственным восприятием.

Вторая женщина, молодая и привлекательная, выглядела на фотографии обычно, без каких-либо изменений, которые бы дали пищу моему подсознанию. Мне даже показалось, что в уголках её рта затаилась улыбка.

— Эта женщина жива, — заключил я.

— Это уже кое-что, — обронил полковник.

— Постойте. Ничего больше не говорите, — сказал я жестко, чувствуя, что тело наливается свинцом и пелена начинает застилать глаза, а в голове появляется неприятный гул. Пелена постепенно рассеялась и передо мной заколыхалось, как подернутое дымкой, шоссе; я сначала неясно, потом все более различимо увидел молодую женщину с фотокарточки и мужчину лет сорока-сорока пяти. Увидел лес. Мужчина закапывал саперной лопатой с коротким черенком труп. Женщина сидела под деревом поодаль, опустив голову на руки. Потом картинка как-то внезапно оборвалась, и яркая вспышка словно бросила меня в другое место леса — на поляну, где стояла машина «Москвич», и людей уже оказалось трое: две женщины с фотокарточек и тот же мужчина, который закапывал труп. Женщина, что постарше, лежала на траве с кляпом во рту, молодая стояла рядом с мужчиной поодаль, и они о чем-то разговаривали, размахивая руками. Вдруг та женщина, что лежала, стала подниматься и побежала в сторону шоссе, но мужчина тут же догнал ее, с размаху толкнул так, что она упала, уткнувшись лицом в траву. Она пыталась подняться, но мужчина нанес ей два удара ножом в спину.

И снова яркая вспышка оборвала видение и вернула меня к действительности. Некоторое время я сидел неподвижно, приходя в себя, чувствовал, что тело постепенно освобождается от свинцовой тяжести, но язык еще, словно после укола новокаином в десну, плохо слушался, и я проговорил, меся кашу во рту:

— Это все. Большего я ничего сказать не смогу. Вот если только цифру 14 на километровом столбе. Только это все случилось чуть дальше.

— Да мы по этим ориентирам все дело раскрутим и злоумышленников найдем, — оживился Михаил Сергеевич. — А шоссе, какое шоссе?

— Вы от меня