написавшего музыку к спектаклю. Вернулись они из Венгрии убежденные, что Любимов по уши влюбился в Каталин, слухи о которой уже пошли по театру после первых гастролей Таганки в Венгрии. Карякин, как всегда в таких вопросах, отмалчивался, тем паче что мы дружили с Люсей Целиковской. А Эдисон немного проговаривался, и мне тогда показалось, что он угадал решительный настрой Юрия Петровича резко поменять свою жизнь.

В 1978 году Каталин, разведясь с мужем, вышла замуж за Юрия Петровича и приехала в Москву корреспондентом журнала «Фильм, театр, музыка».

Поначалу ей было трудно. В чужой стране, без друзей. Любовь любовью, а среда обитания – дело немаловажное.

Театр на Таганке, как и любой театр, живущий своими интригами и страстями, встретил молодую жену Главного настороженно, если не сказать недоброжелательно. Актрисы театра, многие из которых, что скрывать, были тайно, да и не тайно влюблены в Юрия Петровича, страдали, злились и нередко, не сдержавшись, «крыли правду-матку» по адресу молодой венгерки. Да и многие мужчины, хотя и одобряли вкус Петровича, нет-нет да и демонстрировали патриотизм, мол, что, среди наших баб не мог найти, все они на заграницу глаз косят. Один – француженку нашел, а теперь вот и Главный иностранку привез. А ведь написал ему поэт на стене кабинета, чтобы всегда помнил: «Все красотки как поганки перед бабами с Таганки» (надпись принадлежит Андрею Вознесенскому).

Театральная богемная жизнь Каталин, получившей довольно консервативное воспитание в семье, была чужда. Она решила поменьше вмешиваться в дела театра, и постепенно волны ревности, недовольства и раздражения улеглись.

В те годы я часто приходила к ней в их небольшую квартиру на Фрунзенской набережной. Меня об этом просил Юра. Он понимал, что Кате трудно. Но мне она жаловалась только на то, что в Москве холодно и очень короткий световой день: «Только проснешься и… уже вечер. Уж лучше сразу зашторить окна и включить свет». Трудно было темпераментной южанке смириться с тусклым московским солнцем, особенно тоскливо было длинными и темными осенними вечерами. Но постепенно Катюша осваивалась в Москве.

Она продолжала работать корреспондентом венгерского журнала. Приходилось много ездить за рулем и, естественно, иметь дело с нашими наглыми гаишниками. Как-то ее машину остановили, хотя она не нарушила правил, и поскольку придраться было не к чему, гаишник указал ей на то, что «машина грязная и не подобает иностранной журналистке ездить на такой машине по Москве-столице». Выслушав нравоучения, Каталин на хорошем русском языке, пусть и с небольшим акцентом, сделала ответное заявление: «У меня машина грязная? Вы сами всю страну засрали! Не пойти ли вам куда подальше!» Села за руль, захлопнула дверцу своей «немытой» машины перед носом обалдевшего гаишника и уехала. А вечером рассказала о том, что с ней произошло, мужу и строго спросила: «Я правильно сделала, Юрий Петрович?»

– Правильно, правильно, – ответил Любимов, едва сдерживая смех. Потом уже он сам мастерски разыгрывал эту картинку с гаишником перед друзьями и всегда заканчивал ее строгим Катиным голосом: «Я правильно сделала, Юрий Петрович?»

Катя многое делала «правильно» и никому не позволяла унизить себя, тем более оскорбить. Всегда умела, что называется, себя поставить, чем и заслужила уважение многих. Рожать Каталин уехала в Венгрию. Любимов выпускал очередной спектакль и боролся, как всегда, с партийными боссами в Министерстве культуры. Конечно, он очень волновался за жену. Но все произошло наилучшим образом. 25 сентября 1979 года в Будапеште родился их сын, и вскоре Катюша с малышом приехали в Москву. Так в московской квартире Юрия Петровича появился маленький Петя.

Как истинно русский мужик, Петрович решил, что сыну надо сделать люльку, мол, плакать меньше станет. Но Катя твердо взяла воспитание сына в свои руки. Первое, что потребовалось от Юрия Петровича, – бросить курить. Очень спокойно и неумолимо Каталин заявила: «Юрий Петрович, если вы не бросите курить, я с вами разведусь». Великому режиссеру стало ясно: отступать некуда, позади Москва. И он сдался. Второе: в доме должен быть строгий режим и порядок. Малыш должен привыкнуть, что ложиться надо в одно и то же время. Спать он будет один в своей комнате. А когда ему понадобиться помощь матери, позовет: покричит, поплачет.

Наконец в жизнь самого Юрия Петровича, всегда работавшего в театре с утра до глубокой ночи, тоже был введен щадящий надсмотр. Каталин трогательно заботилась, чтобы Петрович вовремя поел, днем немного отдохнул, перед спектаклем переоделся, принял гостей театра, в том числе и номенклатурных, а после спектакля – домой.

Некоторым друзьям казалось, что Любимов, прожившей на свете шестьдесят лет, причем бóльшую их часть – богемной жизнью, вряд ли выдержит новые правила. Выдержал, да еще и помолодел заметно.

Потом произошло то, что произошло. В 1982 году Юрий Любимов поехал в Лондон ставить «Преступление и наказание» и не вернулся. Его лишили гражданства. Поводом стало интервью режиссера лондонской «Таймс». Из вполне невинных ответов раздули дело об антисоветской пропаганде, о недостойном поведении. На самом же деле власти с радостью избавились от Любимова и от крамольного, надоевшего им театра. Просто выкинули его, как Ростроповича и Вишневскую, как Эрнста Неизвестного, как многих выдающихся деятелей нашей культуры.

Но никто из них не пропал. Не пропал и Любимов. Он много работал и в Англии, и в странах Скандинавии, и во Франции, а также в Италии, Германии, Израиле и США. Каталин, человек западной культуры, знавшая языки, была рядом.

А в мае 1988 года Ю. П. Любимова приехал в Москву в качестве личного гостя Николая Губенко, который после смерти Анатолия Эфроса стал главным режиссером Театра на Таганке, а вскоре и министром культуры СССР. Еще через год Юрию Петровичу вернули советское гражданство. И он вернулся! Но это был уже другой Любимов, прошедший жесткую западную школу театра и жизни.

Другой оказалась и страна. Рухнул коммунистический режим. Распалась советская империя. Рождались рынок и капитализм в самых варварских и порой бандитских формах. Из-под обломков коммунистической глыбы советский человек еле выползал.

Вот и многие актеры бывшей Таганки, прослышав, что Любимов хочет создать театр на контрактной основе, испугались и бросились к своему бывшему собрату – актеру, а теперь министру: «Коля, спаси!» Ссоры, амбиции, раздрай. В конце концов Театр на Таганке раскололся. Отделившееся «Содружество актеров Таганки» (его возглавил Николай Губенко) получило новое помещение, которое начали строить еще при Любимове. Но создать интересный театр оказалось куда труднее, нежели развалить его.

В кабинете Ю. Любимова обсуждают очередную премьеру А. Шнитке, Ю. Карякин, С. Капица и А. Адамович