А сама штамповка? Когда я рассказал Чернову и Даймлеру о таком способе производства деталей, они посмотрели на меня, как на сумасшедшего. Хотя были уже довольно привычными к моим «озарениям». Концепция штамповки просто не укладывалась в их головах! И опять пришлось убеждать, доказывать… В конце концов Чернов все-таки сварил нужную сталь, а Даймлер построил технологическую линию на основе многовалочных прокатных станов и гидравлических прессов.

На очереди была электросварка, которую я планировал применять, для начала, в кораблестроении. Этим вопросом с успехом занимался истинный изобретатель реального прототипа — Николай Николаевич Бенардос.

Поскольку именно технические, производственные потребности ставили новые задачи перед прикладными, точными и естественными науками, я постарался пригласить на свой завод всех, до кого смог дотянуться. И талантов Земли Русской, да и известных (пока еще только мне) мировых светил я набрал очень много.

Так, к примеру, электротехникой у меня занимались молодые ученые Попови Герц. Именно, что молодые — Александру было всего двадцать шесть, а Генриху — двадцать восемь лет. Но работали ребята вполне успешно, отлично дополняя друг друга. Сработались будущие знаменитости настолько, что все научные диспуты вели на жуткой тарабарской смеси русского и немецкого, понятной только им двоим. Поэтому надежда, что первый действующий радиоаппарат появится достаточно скоро, была небезосновательной! Естественно, что я не позволю Герцу умереть в возрасте 36 лет!

Но мало иметь творчески мыслящих, грамотных инженеров — нужны квалифицированные рабочие руки, станки, точная измерительная аппаратура и инструменты. А вот с этим в России была самая большая напряженка. Отечественных станков не было вообще. И такая ситуация в реальности сохранится вплоть до Первой Мировой! Имеющийся на Канавинском заводе станочный парк годился только на металлолом. Обновление парка шло за счет закупки станков в САСШ — тогдашнего лидера машиностроительной индустрии. На все эти токарно-револьверные, токарно-лобовые, токарно-карусельные, радиально-сверлильные, горизонтально-расточные, продольно-строгальные, карусельно-фрезерные, кругло-шлифовальные, зубофрезерные и прочее, прочее, прочее мною была потрачена просто астрономическая сумма. Если бы перед началом модернизации я не создал избыток свободного капитала — то разорился бы в кратчайшие сроки. Сейчас проектированием "на фирме" занимался Семен Степанович Степанов. Высококлассный инженер-самоучка, в реальности создавший (пятью годами позже) нормально функционирующий комбайн из токарного, фрезерного и сверлильного станков. Однако в настоящий момент до собственного производства станков было еще далеко — два-три года. Да и то — на первое время покроем только собственные нужды, для продажи наши станочки дороговато выходят — мы планировали сразу оснащать станки электроприводом.

А квалифицированные рабочие? Да нужного мне количества токарей, фрезеровщиков, просто литейщиков — физически не существовало в природе! Персонал приходилось обучать на месте, без отрыва от работы. Сколько косоруких увальней мне пришлось выгнать к чертовой матери, прежде чем цеха перестали гнать 60–70 процентов брака! Зато оставшиеся постепенно становились мастерами своего дела, переставшими вздрагивать при словах: "допуск в одну сотую". Дальнейшую потребность в персонале я планировал покрывать за счет выпускников созданной при заводе школы — нечто вроде ФЗУ. На занятия в этом профессионально-техническом училище ходили не только подростки 14–15 лет, но и ребятишки в возрасте. И довольно часто я видел на вечерних уроках здоровенных деревенских парней, только-только "от сохи", которые с напряженным вниманием слушали учителя и старательно выводили в тетрадках закорючки. Кстати, одним из учителей при училище работал Константин Эдуардович Циолковский, выписанный мной из своего Мухосранска. В текущем, 1886 году ему исполнилось всего 29 лет, и никакой научной школы он пока не создал. Но уже успел написать несколько интересных статей, одна из которых — объёмистое сочинение "Теория и опыт аэростата, имеющего в горизонтальном направлении удлинённую форму". Гоняя с ним по вечерам чай в нашем "научном клубе", я горячо обсуждал ТТХ его оригинальной конструкции дирижабля с тонкой металлической оболочкой.

"Научным клубом", с легкой руки Попова, стали называть заводской «кафетерий», где по вечерам собирались все инженерно-технические работники моего завода. Здесь пили кофе, чай, пиво, а иногда и кое-что покрепче. Обсуждали разные технические новинки, спорили до хрипоты, иной раз и ругались. Этот "научный клуб" стал центром кристаллизации интеллектуальной мощи моего завода. Здесь можно было в неформальной обстановке довести до людей любые новые идеи и научные направления, которые в другом месте были бы встречены в штыки, а здесь, после пары кружек пива — отлично ложились на неокрепшие умы моих сотрудников. Здесь же, три раза в неделю, для инженеров лично мною проводились лекции с целью "повышения квалификации". Именно на этих лекциях я ввел в обиход изометрические чертежи-эпюры, которые на тот период времени считались секретным ноу-хау французов. Именно здесь я вбивал в головы инженеров, что ускоренное развитие техники не может совершаться без широкого использования результатов научных исследований. И каждое новое научное открытие просто обязано становится основой для очередного изобретения!

К счастью я помнил аксиому, до которой здесь еще не додумались — залог успеха — в специализации процессов и разделении труда. Как говаривал незабвенный Ильич: "Для того чтобы повысилась производительность человеческого труда, направленного, например, на изготовление какой-нибудь частички всего продукта, необходимо, чтобы производство этой частички специализировалось, стало особым производством, имеющим дело с массовым продуктом и потому допускающим применение машин".

На очереди было создание поточных и конвейерных линий — Генри Форд будет отдыхать! В общем-то, уже сейчас, часть производства, стараниями Даймлера (с моей подсказки), переводилась на конвейер. В частности "на широкий поток" было поставлено производство столь необходимых в России, на данный исторический период, стальных рельсов. Рельсы на моем заводе выходили самыми дешевыми по стране. И, с учетом нарастающего объема производства, я надеялся на скорую монополизацию этой отрасли. Что неминуемо приведет, в дальнейшем, к разорению конкурентов и скупкой, с последующей модернизацией, их заводов. Свободные денюжки на это у меня уже были припасены…

Но, к моему глубочайшему сожалению, похвастаться такими же достижениями в других областях я не мог. И дело тут было вовсе не в технологиях, а скорее в экономике. Большинство товаров, которые мой завод мог выпускать массово, просто не востребованы в современной России.

И эта невостребованность — вовсе не частное явление. Вся более-менее современная российская промышленность страшно угнетена, вследствие отсутствия нормального рынка сбыта своих товаров. По этой причине практически повсеместно начались сокращения производств. Пока еще малозаметные.

И виной всему — чрезвычайно низкая покупательная способность населения. У народа элементарно нет денег на все современные технические навороты. А еще в дело вмешивается деструктивная психология масс. Вот сделали инженеры на моем заводе новую конную сеялку, которой не будет аналогов еще лет 5–7. И что? Думаете, крестьяне бросились покупать такое полезное приспособление? Не тут-то было! Крестьянство в России — самая консервативная часть общества. А инициатива отдельных светлых голов мощно гасится общинной системой. До предложений Столыпина — как до Луны пешком, вот и вся надежда, что "милый друг" Николаша, взойдя на престол, озаботится реформой в сельском хозяйстве в первую очередь! А пока цех, вполне могущий выдавать 300–400 сеялок в месяц, делает 50–70, которые раскупаются немецкими колонистами с Юга…